Морские нищие - стр. 37
Франсуаза настояла на своем и, как ни торопился Генрих, угостила его на славу. Роза и Берта подавали наперебой, позабыв свои обычные обязанности. Кое-кто из посетителей «Веселых челноков» остался в первый раз в жизни даже недоволен служанками матушки Франсуазы.
Возвращаясь домой, Микэль засыпал Генриха вопросами. Узнав, что через два дня им придется распрощаться надолго, он разрыдался. А у Генриха голова шла кругом. Столько мыслей, впечатлений, новых знакомств, разговоров после бесконечных томительных будней дворцовой службы! Хотелось скорее увидеться с Оранским, вдоволь наговориться с дядей, с Микэлем, успеть устроить все дела, а главное – помочь неведомым жителям Мариембурга, помочь маленькому разноглазому нидерландцу, мечтающему о шпаге.
Весело взвился оранжево-белый флаг на вышке дворца Оранского. Принц только что известил, что с минуты на минуту прибудет.
– Нет, друг мой, – говорил поздно ночью в своем кабинете Оранский, – прошение маленького нидерландца не найдет отклика в душе короля. Это частный случай, который он не станет даже разбирать. Мы, представители всех семнадцати провинций, ждем от государя общего приказа…
– Защищающего страну от насилий солдат? – спросил торопливо Генрих.
– Не только защищающего, но и освобождающего… Увода армии из Нидерландов ввиду окончания войны.
ПРОЩАНИЕ
На улицах, в домах, в мастерских и кабачках весело пели, не предполагая, что прощание Провинций со своим королем будет омрачено и порядок торжественного заседания нарушен. Об этом стало известно только в приемном зале древнего замка в Генте, где собрались все важнейшие чины Нидерландов, все посланники иностранных держав, весь походный двор Филиппа II.
Генрих стоял среди других пажей, выстроившихся по бокам трона. За спиной его застыла почетная стража в панцирях и шлемах с перьями. У входных дверей – еще один отряд стражи и четыре герольда с серебряными трубами. Герольдам предстояло оповестить народ о прощальном соглашении короля с представителями нации.
Филипп сидел на троне под парчовым балдахином. Лицо его было надменно и холодно, как всегда. Лица нидерландцев настороженны. Испанские придворные и посланники сохраняли уместную для торжественного момента сосредоточенность. На губах одного лишь епископа Аррасского Антуана Перрено блуждала обычная благостно-самоуверенная улыбка.
Дворяне стояли с покрытыми головами, а знатные горожане – со шляпами в руках. Все ждали. Ждал, волнуясь, и Генрих. Что же объявит наконец на прощание король? Какая судьба готовится родине?…
Высокие окна в овальных свинцовых переплетах хорошо освещают зал. Генрих видит всю толпу до последнего человека. Он видит, как по рядам пробегает едва уловимое общее движение. Это король сделал знак первому министру начать.
Антуан Перрено спокойно поднимается на одну ступень трона, давая этим понять, что собирается говорить от имени самого монарха. Мягким, вкрадчивым голосом он провозглашает, что одна лишь глубокая привязанность к «любезным сердцу Нидерландам» руководила государем в его теперешних распоряжениях, как, впрочем, и в обычной «неусыпной заботе об их интересах». Примером тому служат деньги, взятые у страны ранее. Они были употреблены исключительно на ее пользу…
Генрих ищет взглядом Оранского. Тот внимательно слушает. Черты лица его непроницаемы. Зато стоящий рядом с ним пожилой бюргер опускает голову и хмурится. Епископ продолжает: