Мої кохані - стр. 2
– Папа? Тато? Твой батько?
Он закивал, радуясь, что догадался, о чем речь:
– Igen, apám József. – (Да, папа Йожеф.)
Так в госпитальном журнале появился новый пациент. Высокий, смуглый, с темными глазами мадьяр – Szőlősi Pál József fia – стал Павлом Иосифовичем Виноградовым…
Иногда перед сном ему все еще чудилось – будто он снова дома, в Пече. На юге Венгрии, среди мягких холмов Мечек, где вино пахло солнцем, а улицы были вымощены камнем, блестящим после дождя, как чешуя рыбы. Там смешивались голоса – венгерская речь, немецкая, хорватская – все звучало напевно, будто старинная песня, которую никто не писал, но все исполняли.
По утрам в городе звонили колокола кафедрального собора, и их звон перекликался с криками торговцев на площади, с визгом колес телег, с лайом собак. А порой, сквозь этот шум, доносился протяжный, певучий голос имама, зовущего с высоты минарета верующих к намазу.
Все эти звуки – колокольный перезвон, рыночный говор, далекая молитва – сплетались в живую ткань города, где Восток касался Запада, а жизнь текла в своем неспешном, солнечном ритме.
Мать Павла выращивала виноград прямо у стены дома, и когда ветер проходил сквозь лозу, в воздухе стоял сладковатый дух ягод и известки…
Вскоре его побрили. Делала это медсестра – ловко, без суеты, словно всю жизнь ухаживала за солдатами. Звали ее Лукерья. Вдова. Муж погиб на фронте, оставив ей двоих сыновей – Григория и Александра. Она говорила мало, но глаза ее, светлые и усталые, умели улыбаться. Павел чувствовал, как под ее руками с лица исчезают щетина и тень недавней боли. Мир, казалось, возвращался к нему вместе с ее прикосновениями. Постепенно между ними установилась простая, теплая близость – не словом, а взглядом, привычкой, тем, как она поправляла подушку или подавала воду.
Когда пациент окреп и встал на ноги, его должны были перевести в лагерь для военнопленных. На прощание он подошел к ней ближе и, явно обдумывая каждое слово, негромко произнес – с заметным акцентом:
– Ты хороша жена. Я муж нормальный… дом строить…
Лукерья растерянно посмотрела – не то от неожиданности, не то от смущения.
– Так у меня ж дети…
Павел улыбнулся в ответ:
– И ешо будет… много дети.
Женщина отвела взгляд и рассмеялась – впервые за долгое время по-настоящему.
– Эх, мадьяр, – сказала она, качнув головой.
– Нет, – ответил он. – Теперь Виноградов.
Пленному венгру разрешили остаться, но подальше от фронта – на задворках бывшей империи, в степных просторах киргизского края. С приходом теплых месяцев весны они вчетвером двинулись в путь…
Когда-то оказались в селе Илекский, Актюбинского уезда Тургайской области. Почти все жители этого маленького казахстанского поселения были выходцами из уездного города Золотоноша Полтавской губернии Российской империи. На новой земле, среди ветров и просторных степей, они настойчиво добились, чтобы и их поселок носил то же имя – Золотонош. Так память о далекой малоросской родине обрела новое дыхание в сердце казахской степи…
Конец апреля. Солнце уже не жгло – оно лишь касалось земли, пробуждая ее от зимней спячки. Но ветер все еще был колюч, пахнул снегом и тянул за полу кафтана. По утрам все серебрилось инеем. От конской сбруи шел пар. Такой же поднимался и над проталинами – будто дыхание самой земли.