Мои сводные монстры - стр. 20
– Верно, – шепчу, целуя его шею над воротничком рубашки. – Все верно. Ничтожество. Ничего не стоишь. Точно.
– Да, ты всегда права, милая, – наконец дотрагивается до меня, током прошивает своими прикосновениями. – Ничего, кроме тебя, не держало. Ничего, кроме тебя, не удержит.
Его нос проскальзывает от уголка моего рта, по скуле, к самому уху, язык касается мочки, очерчивает ее.
— Ты за мной не прилетел, – выдыхаю вместе со стоном, зарываю пальцы в его волосы, дергаю их.
– Ты не дала и шанса объясниться, – закусывает кожу на моей шее, мягко касается кончиками пальцев моей поясницы. – Я не знал, что вообще должен тебе объяснить. Не знал, почему ты меня бросила. Почему улетела. А потом нашла себе там парня. Как его звали? Того вихрастого блондина? Почему ты оставила меня, Стефа?
— Ты больной, – выгибаюсь назад, рискуя опять полететь вниз, подставляю его поцелуям грудь. – Следил за мной, да?
– Больной, да, моя любимая, – целует ключицы, спускается ниже, втягивает горошину соска, крепко удерживая меня за талию. – Следил. Все пять лет. Мне же надо было как-то… жить.
– Ненавижу тебя, – всхлипываю я. – Боже, как ненавижу. Я так ждала, что ты появишься, а ты просто тратил наше время. Никогда не прощу. Никогда не буду твоей.
– А я не появился, – его горячее дыхание обжигает кожу, пропаливает дыры до самых ребер. – Не появился, – отрывается от меня, обнимает ладонями лицо, касается кончиком носа моего носа. – Ты бы вернулась ко мне, если бы я прилетел? Бросила бы своего вихрастого? Разблокировала меня везде? Ты ушла и оборвала все. А теперь говоришь, что я должен был прилететь.
– Я не знаю, – честно отвечаю, просто сгорая от желания стать снова его девочкой, или тем самым фетишем. – Ты сделал меня инвалидом. Эмоциональной калекой, от которой никому нет толку. И только с Русланом я что-то почувствовала. Ты ведь все слышал, да?
– Все слышал, да… И мы очень похожи, – целует мои щеки. – Кроме боли, больше ничего не можем дать.
– Ничего, – соглашаюсь, расстегивая непослушными пальцами пуговицы на его рубашке. – Хочу еще. Хочу, чтобы ты не только слушал, но и смотрел.
– Я буду смотреть, если ты этого хочешь, – выдыхает мне в губы. – Не отвечай. Просто дай я сам поцелую. Сделай мне, больному, поблажку.
– Не смей, – умоляю я дрожащим голосом. – Не надо. Все что угодно, но не это.
– Я прошу тебя, – его сухие горячие губы касаются моих. – Только сегодня. Можешь не отвечать. Можешь прирезать меня потом. Можешь взорвать мою машину. Все всем рассказать. Можешь выйти замуж за Руса. Только потом. Пожалуйста. Дай мне один день. Только один. Я так тебя ждал…
– Я выйду за него, – обещаю я. Дрожу так сильно, что зубы стучат. – Потому что ты ничтожество. Предатель. Потому что ты… – слова внезапно заканчиваются, и я сама касаюсь его губ, провожу по ним кончиком языка, смачивая своей слюной. Я делаю ровно то, что делала пять чертовых лет назад.
Больше преград нет. Его не удерживает ничего. И я сама дала ему этот карт-бланш. Его ладонь ложится мне на затылок, чтобы я не вырвалась, никуда не делась. Врезается в меня глубоким поцелуем. Именно таким, как пять лет назад. Таким же крышесносящим, ненормальным, заменяющим дыхание.
Увлекает меня за собой, присаживаясь на ступеньку, не отпускает и на миллиметр.