Мое темное желание - стр. 10

Зак, стоявший в другом конце комнаты, нахмурил брови и опустил взгляд на доску.

– Это не шахматы. – Его низкий голос источал насмешку, но в нем слышалось что-то еще. Нотка паники. Ему не нравилось, когда трогали его вещи. Типичный синдром единственного ребенка.

– Само собой. – Я оценила обилие черных камней, и пальцы зачесались от желания отхватить еще один камень. Я уже вечность не играла. – Шахматные фигурки миленькие и заостренные. А эти круглые штучки – для игры в шашки.

У него дернулся глаз. Столько денег, а чувство юмора себе позволить не может. Пф.

Лежащие передо мной камни поведали все, что нужно знать об игроках. Черные – осторожные, благородные и кроткие. Белые – безжалостные, агрессивные и решительные. Я заключила, что Зак играл за белых.

Я вскинула бровь, пряча свое любопытство по поводу личности игрока за черных.

– Я решила, что следующий ход черных.

– И почему ты так решила?

Потому что умею считать.

Но предпочла чуть более грубый вариант ответа.

– Потому что белые имели глупость ответить на ко-угрозу[17] черных, так что, полагаю, уничтожив собственную группу, они вымолили у черных передышку, чтобы зализать раны и перестроиться. – Я покачала головой. – Не хватило духу сдаться, да?

Тишина. Я смахнула с платья травинку, придя к выводу, что Закари Сан нравился мне гораздо больше, когда помалкивал. Выражение его лица оставалось непроницаемым и безучастным. Он не смотрел на меня. Напротив, приковал внимание к доске. Ему была свойственна такая отрешенность, что я всерьез усомнилась, способен ли он вести себя как человек. Оттого он становился непредсказуемым. А потому очень опасным противником.

– Ой. – Я выпятила нижнюю губу и склонила голову набок. – Ты играешь за белых, верно? Не волнуйся. Я сохраню твой секрет.

Едва заметное движение ноздрей служило единственным свидетельством того, что он дышал.

– Я не избегал поражения.

Я покосилась на дверь, гадая, заметит ли он, если я улизну.

– Рада это слышать. Это стало бы примером ужасного спортивного поведения.

Меня манили французские окна. Все равно мне сейчас ни к чему невредимые лодыжки.

– Нет. – Зак медленно подходил ко мне выверенным шагом. Исходящий от него запах цитрусовых и темного дерева обжигал ноздри, предупреждая, что рядом притаилась опасность. – Я не отступал, – настаивал он, встав так близко, что мы почти соприкасались плечами. Мы оба сверлили взглядом доску. Он указал на кульминационный момент игры. – Смотри.

Я посмотрела. На его руки. Руки, которым не знаком тяжелый труд. Безупречные, чистые, с обрезанной кутикулой. Длинные загорелые пальцы. Гладкая ровная кожа. Широкое запястье с часами De Bethune. Такой совершенный. Такой манящий. Такой бездушный.

– Чую сделку, – с вызовом заметила я, поняв, что этот так называемый гений не разгадал мои намерения. С ума сойти. Попытка его обокрасть и правда сойдет мне с рук. Я разрывалась между облегчением и разочарованием из-за того, что не забрала подвеску. Пока.

– Я чую одно вранье. – Он сел напротив черных камней, опустил локти на колени и, нахмурившись, сцепил пальцы в замок. – Сядь.

«Сядь. Иди». От моего внимания не укрылось, что все его указания можно принять за собачью команду.

– Зачем?

– Затем, что я сейчас разнесу тебя в пух и прах. Будет проще перенести это, сидя на диване.