Мне нельзя тебя любить - стр. 20
От того, чьи дети сейчас сидели со мной в одной столовой, было не по себе. Сыновья генпрокурора, главы ГИБДД, министра иностранных дел, директора ФСБ… и Оксана Соколова. Официантка. Студентка экономического факультета. Дочь учительницы и автослесаря.
— Просто для справки, — шёпотом поинтересовалась я. — С детьми президента ты тоже знаком?
Одуев собирался ответить, но помешал громкий смех Марата. Тот как раз проходил мимо и, видимо, услышал. Удержаться от комментария не смог или не захотел. Закинул руку на плечо одного из ребят, представить которых Тамик ещё не успел, и заявил:
— Наша красавица спрашивает, нет ли случайно в комнате ещё и детей президента, — он снова заржал, но на этот раз его поддержали. — В корень зрит, да, Метельский?
Я в этот момент как раз поднесла бокал к губам, но сделать глоток не успела. И слава богу — захлебнуться только и не хватало. Метельский?! Мать его за ногу!
— Скажи, что это шутка, — жалобно попросила я у Тамерлана.
Он тихо рассмеялся, закинул руку мне на плечо и прижал к своему тёплому боку.
— Выдыхай, Оксана Сергеевна, — Тамик чмокнул меня в висок.
И я действительно с облегчением выдохнула. Ну правда на ровном месте испугалась. Понятно, что у племянника Одуева соответствующий круг общения. Но сын президента соседней страны — это перебор уже явный. Ну не может младший Метельский петь под гитару песни, которые ему заказывают все подряд.
***
По спальням народ разошёлся, когда за окном уже начало светать. Тамерлан проводил меня до нужной двери, пожелал сладких снов и уже собирался уйти, но в последнюю секунду передумал. Пробурчал под нос что-то непроизносимое на своём языке, развернулся, притянул меня к себе и поцеловал. Впервые за вечер — по-настоящему, по-взрослому. Так, что сердце снова пустилось вскачь, а земля ушла из-под ног.
При друзьях Одуев ограничивался едва заметными поцелуями в щёку, невесомыми прикосновениями и уютными объятиями. А теперь наедине сорвался с цепи. Больше не сдерживался, отпустил контроль.
Он прижимал меня к себе и будто пытался выпить моё дыхание до дна. Горячий, сильный, непоколебимый. Такой неистовый, словно пламя в человеческом обличье. И такой же многоликий. Он и пожар, сжигающий всё на своём пути, и ласковый, согревающий замёрзших путников костёр.
— Чтобы лучше спалось, — голосом с характерной хрипотцой объяснил Тамик, прежде чем действительно уйти.
"Что, серьёзно?" — хотелось вопить от разочарования.
Целовался Одуев так, что о сне потом никакой речи не шло. Я мысленно проклинала достаточное количество комнат в особняке, строгий режим спортсменов и собственную принципиальность, приходя в себя под прохладными струями душа. Продолжила и после, надев единственную более менее сексуальную пижаму из своего гардероба. Шёлк приятно скользил по телу и вызывал ассоциации с губами и пальцами одного не в меру правильного дзюдоиста. Мне казалось, его прикосновения были бы такими же невесомыми и…
Когда дверь в спальню открылась, я была уверена, что Одуев сдался и пришёл за продолжением. Мгновения между дёрнувшейся ручкой и появлением на пороге мужчины, я потратила на принятие решения. Как говорила Юля, главное в этой жизни ответить на вопросы: "Дать или не дать? Когда дать? Кому дать?" Обычно "мудрость" соседки я игнорировала, но тут внезапно осознала всю её глубину. Потому что в комнату пьяной походкой ввалился не тот спортсмен.