Мир прекратил быть - стр. 2
Я отступил на несколько шагов назад, зверь не нападал, он так и остался охранять хозяина. Просто стоял под дождем и скалился, пока дождевик тащился вперед. Примерно в этот момент из-за угла показалась машина такси. Водитель, молодой паренек, верно оценил обстановку и заранее распахнул дверь, я всем телом влетел в салон, машина сорвалась и по инерции дверь громко захлопнулась. Проводив взглядом автомобиль, пёс посеменил вслед за хозяином. Я достал мобильный и набрал номер скорой:
– Добрый день. Пришлите, пожалуйста, врачей, тут во дворе ходит мужчина с собакой, у него вроде инсульт. Да, записывайте адрес.
***
Красная ручка набирает скорость и останавливается напротив фамилии Немутов. Три двойки карандашом, перед ними тройка, намученная двадцатью минутами пересказа Лермонтова, и четверка, намоленная мамой и директором. Сам двоечник еще не удосужился даже достать учебник. Развернувшись спиной к доске, он что-то полушепотом объяснял своему дружку, такому же двоечнику Иванькову.
– Немутов.
– Я, – отозвался он и развернулся.
– Учил?
Презентация прошла ужасно. Элеонора Борисовна буквально разнесла весь проект в щепки прежде, чем я успел войти в школу. Из учительской она уходила с гордо поднятой головой, похожая на чемпиона, разобравшего своего оппонента на запчасти прежде, чем закончился первый раунд. Сами «запчасти» физика Чваркина куда-то пропали и теперь игнорировали все мои сообщения.
– Давай четвертую главу.
Двоечник встал, переминаясь с ноги на ногу, раскраснелся. С двух сторон к нему понеслись тонкие ручейки нашептываний.
– Ну да, там получается как было…
Ручейки превратились в реки, кричали даже отличники с первых парт, развернув свои головы как совы в половину оборота.
– Не учил, значит.
Всеобщий гул смолк.
– Не ставьте двойку, я честно прочитаю.
– Ладно, карандашом. Но на следующем уроке ответишь.
Немутов облегченно опустился на стул, вверх взмыли сразу три руки, следом четвертая.
– Смолин, ты, что ли?
– Ну я, – усмехнулся второй двоечник.
– И что, читал?! Да ты блефуешь, знаешь же, что я Трифонову спрошу, она на медаль идет.
– Да мне любопытно стало, Константин Саввович, я все прочитал.
– Ну давай, удиви нас.
Через полчаса, когда обсуждение новой темы было в самом разгаре, звонок оборвал меня на полуслове и вернул обратно в класс. За три года, я так и не привык к этому, стоит только углубиться в обсуждение какого-то произведения, как длинная протяжная трель начисто обрывает все выстроенные нити диалога и рвет эту ментальную, сквозь-литературную связь.
– Запишите задание, пятая глава, пожалуйста.
Дети ураганом вылетели из кабинета, за дверью показалась лакированная, черная, блестящая шевелюра. Чваркин выпустил последних учеников, пропустил вперед завуча, вошел сам и захлопнул дверь. От обоих тянуло едва ощутимым шлейфом коньяка и ментоловых сигарет. Я отодвинул журнал: такая делегация в середине рабочего дня не сулила добрых вестей.
***
– Коньяк, пожалуйста, сигареты и лимон. Будьте добры, – через полтора часа, продрогший от холодной и мерзкой пасмурной погоды, я стоял у кассы продуктового магазина неподалёку от дома.
Уволить учителя не так просто. Очень много формальностей, нормативов, документов… А вот оптимизировать его труд можно очень легко и непринужденно. По итогам напряженной беседы с руководством я оказался проигравшей стороной. Опоздание стало краеугольным камнем и условием моей вынужденной капитуляции стал перевод на «чистую работу». В переводе на русский это значит, что если в ближайшее время я не найду новую работу, то очень скоро денег будет хватать разве что на проезд. Аренда квартиры и даже еда – выходят за рамки бюджета официальной зарплаты. Продавец улыбнулся золотом, когда я протянул ему мокрую наличность и выдал мне пригоршню монет.