Размер шрифта
-
+

Мир. Омфала - стр. 3

Тебя соблазняют отбросы, дружок,
А я слез дочерних не переношу.

На крыше появляются две дочери Тригея.

ДОЧЕРИ

О, злой отец! Ведь это же немыслимо!
Мы слышали такие вещи странные,
И сами видим их теперь воочию.
Но не поверим никогда глазам своим!

ТРИГЕЙ

Во что не поверите?

ДОЧЕРИ

Что хочешь ты взлететь на небо птицею.

ТРИГЕЙ

Эх, дорогие мои малютки, а что еще мне остается? Я всегда кормил вас на славу, хлебом и марципанами, и учил всему: и вязанью, и вышиванью, и приличиям. Но в доме не осталось ни единого слиточка серебра. Не могу же я высосать его из лапы, как медведь.

ДОЧЕРИ

Но на каком возу, на корабле каком
Ты в небо собираешься отправиться?
Туда ни сушей нет пути, ни по́ морю!

ТРИГЕЙ

Что за дурная манера – задавать вопросы, когда ответ перед глазами.

Отправлюсь в небо на жуке-красавце я.

ДОЧЕРИ

О нет, отец, нет, нет! Того не может быть!

Навозный мерзкий жук! Ведь вонь стоит столбом!

ТРИГЕЙ

Воняет, но летит.

ДОЧЬ

О, как же я несчастна! Что отвечу я,
Когда жених мой на весеннем празднике
Узнать захочет, на каком коне
Отец мой скачет? Не могу же я сказать:
Отец мой скачет на душно́м козле?

ТРИГЕЙ

А ты скажи, что скачет он в бессмертие,
Что в обиталище богов отправился.

ДОЧЕРИ

На рысаке с подковами навозными,
Скрипучими коленями и челюстью?
Но почему не оседлал Пегаса ты?
Он тоже ведь летучий, но – трагический.

ТРИГЕЙ

Те, кто летают на Пегасе, обычно плохо кончают. Это самая параличная из всех кляч. Она не тащит никакой ноши, кусает хозяина в ягодицу и доставляет его не к цели, а к ранней могиле. А мой жук мне ровно ничего не стоит, ведь я кормлю его тем, что уже съел сам. Так что, не болтайте чепухи, ступайте в дом и занимайтесь тем, чем положено заниматься благонравным девицам Аттики. Дочери уходят. Зрителям. А вы, господа, ради кого я пускаюсь в это рискованное предприятие, вас я слезно умоляю: заприте крепко-накрепко ваши уважаемые задницы. Если мой жук в полете что-нибудь учует, он взбрыкнет и сбросит меня. Он не настолько сознательный, чтобы предпочесть верность корму. Поднимается выше. На сцену медленно спускается вершина Олимпа.

Летучий мой конь! Вознесись к небесам!
Пусть звенит, пусть бренчит золотая узда!
Прядай ушами, смелей, веселей!
Тпру, волчья сыть! Ты что, захромал?
Яму отхожую чуешь, подлец?
Ты, от земного дерьма отрекись,
Крылья свистящие дерзко расправь,
Выше неси меня, в Зевсов дворец!

Смотрит вниз.

Эй, подтяни штаны, подтяни штаны, придурок! Я же предупреждал: никакого зловония, пока я не прибуду к месту назначения. Ох, пропала моя головушка! Вы там устроили собрание, и кое-кто уже обделался. Не принюхивайся, жук! Эй, дорогой друг, уважаемый оратор, любезный дискутант, умоляю, хоть на этот раз воздержись, твои поносные доводы меня погубят. Из-за твоих вонючих аргументов мне не удастся спасти мир. Ох, во что я ввязался! Откуда мне было знать, какую неотразимую привлекательность имеет земля для навозного жука? Господин машинист, господин машинист сцены, заснули вы там, что ли? Шевелитесь, не то все кончится раньше времени: мой полет, моя жизнь и наш прекрасный спектакль, а его было бы действительно жаль. Слава богу. Вот, наконец-то и крепость богов. А это, насколько я понимаю, жилище Зевса. Спешивается, колотит в дверь. Привратник, привратник! Я спрашиваю, где тут швейцар?

Страница 3
На следующую страницу