Мэйделе - стр. 37
Уже дома, рассевшись за столом, – хотя Аркаша, извинившись, всё же ушёл, – Гита, Ривка, Йося, Мама и Папа смотрели друг на друга со счастливыми улыбками. Дети вернулись, хоть и ненадолго, домой, и было в этом что-то действительно волшебное. Мэйделе жалась к обнимавшей её Маме, за окном стоял январь тысяча девятьсот сорокового года, последнего счастливого года, но ни Гита, ни Мама этого ещё не знали. Сейчас они сидели за общим столом, делясь своими успехами, и только Гита, полузакрыв глаза, грелась в тепле Маминых рук.
– Тяжело тебе, доченька? – тихо спросила Циля свою младшую.
– Ничего, Мама, я справлюсь, – радуясь возможности поговорить на идише, ответила девушка. – Главное, чтобы ты улыбалась.
– Тяжело нашей Мэйделе, – заметил Йося, видя это выражение неземного счастья на лице сестры. – Может быть, стоит перевести её в Одессу?
– Нет, Йося, – покачал головой Изя. – Мама права, там её будущее; вот закончит, будет уважаемым врачом и у нас.
– Как бы я хотела забрать вас всех с собой, – тихо проговорила Гита. – Просто сунуть в карман и увезти, чтобы вы были рядом.
– Мы всегда рядом с тобой, малышка, – улыбнулась Циля, погладив дочь, становившуюся в эти мгновения совсем маленькой.
– Аркаша мне очень помогает, – призналась девушка, наслаждаясь Маминым теплом. – Если бы не он, я, наверное, пропала бы.
– Может быть, ты ему дорога? – поинтересовалась Циля. – Подумай об этом.
– Хорошо, Мамочка, – пообещала та, кого звали «девочкой» в любом возрасте. Правда, сразу же думать об этом она не захотела, потому что рядом была Мама.
Каникулы пролетели как-то очень быстро. И, хотя Ривка гуляла с Мишкой по Чкалова,89 уже ставшей почти центральной улицей города, и с удовольствием посещала кинотеатр, то вытащить младшую из дома было технически невозможно – только с Мамой. Мэйделе ходила хвостиком за Цилей все десять дней каникул, не желая покидать самого родного человека на свете. Но наступивший февраль заставил семью вновь расстаться.
Снова поезд… Гита плакала всю ночь, не давая спать и Маме. Девушка ничего не могла с собой поделать, только утром немного вздремнув. Сидя за столом, Мэйделе вглядывалась в лица… Папа, озабоченно смотревший на неё. Йося – немного грустно от разлуки, ведь он очень любил свою младшую. Ривка – с жалостью, старшая сестра очень хорошо понимала свою младшую. И Мама… Самая тёплая, самая лучшая на свете Мама. Гита желала запомнить лица, которых будет лишена целых пять долгих месяцев, ещё не зная, что Папина больница послала в институт запрос на практику товарища Пельцер и этот запрос было решено удовлетворить, ибо как относилась Мэйделе к своей семье, ни для кого секретом не было.
А вечером скорый поезд уносил сестёр в Москву. Гита плакала в объятиях Ривки, не в силах успокоиться. Старшая сестра, грустно улыбаясь, гладила Мэйделе по голове, давая выплакаться. Это было очень тяжело. Ривка понимала, что младшая любит Маму сильнее всех них вместе взятых. Они уже давно забыли, что Мама не рожала Гиту, – сестра оказалась такой родной и милой, что словами это просто не выражалось. Аркаша ехал в соседнем купе, позволяя сестрам побыть друг с другом, и Мэйделе была ему очень сильно благодарна, начав задумываться о том, что и почему делает юноша.
Гите было физически тяжело расставаться; кроме того, что-то не давало покоя девушке, что-то будто надвигалось откуда-то со стороны, будто готовое прыгнуть и вцепиться в неё, подобно огромной собаке из глубин памяти. От этого ещё становилось просто страшно. Усталая Гита уснула прямо на руках старшей сестры, гладившей её всю ночь. Слышавший подробности истерики Нудельман лишь сокрушённо качал головой – его Мэйделе было очень, очень непросто, так непросто, что девушка едва выдерживала разлуку. Отец Аркадия внимательно выслушал сына на каникулах и только вздохнул – в сердце девочки была лишь Мама, полностью занимая это самое сердце.