Мэйделе - стр. 16
– Недочеловек! Омерзительная грязь! – доносилось до бьющейся от боли девочки. – Ты заплатишь за всё! – в этот момент мир померк.
Очнулась Ита все в той же позе, только тело сильно болело, ещё казалось, что по нему что-то течёт. Губы девочки зашептали молитву, представлялось, что всё произошедшее не более чем сон. Подняв голову, Ита увидела Эльзу, которая висела в такой же позе, но та девочка была… Чёрные волосы Эльзы сменили свой цвет, став совсем серыми.
– Эльза! Эльза! Что происходит, где мы? – прохрипела сорванным горлом Ита.
– Мы в школе, – просипела седая девочка, её голос не выражал ничего. – Мы недочеловеки, за это нас надо медленно убить.
– Нет! Нет! – попыталась закричать когда-то Ингрид, но закашлялась, а потом дверь ещё раз раскрылась, и опять стало больно. Девочка уже не могла кричать, она хрипела, хрипела, задыхаясь от ужаса, а где-то вдалеке наливался ярким белым светом артефакт.
– Ты сдохнешь даже не тогда, когда захочешь, – прошипел в задранное лицо девочки герр Вольф, на человека совсем не похожий, – а когда я тебе позволю это сделать!
И снова накатывала сводившая с ума боль. Их не кормили и почти не поили, но Ита уже потеряла счет времени, плавая просто в океане боли. Что и зачем с ней делают, она не понимала, молясь Ему каждый момент, когда была в сознании и не кричала от невыразимой муки. Девочка дрожала, но продолжала шептать молитвы. Наконец что-то случилось – по крайней мере, Ингрид это почувствовала.
– Тебя ищут, – усмехнулся мучитель. – Но они не успеют, ты сдохнешь прямо сейчас!
Герр Вольф опять сделал очень больно где-то на груди, а потом девочка увидела раскалённый прут, придвигающийся к ней. Мужчина будто получал удовольствие от ужаса ребёнка, медленно, очень медленно приближаясь к ней. Губы Ингрид, понявшей, что скоро – всё, дошептали видуй28 и принялись за ту молитву, с которой евреи приходят и уходят… «Слушай, Израиль!»29
В этот момент всё и случилось. Где-то в неведомой дали вспыхнул белым пламенем кристалл, с громким хлопком исчезнув из реальности, что заставило взвыть сирены тревоги в оцепленном хранилище, а Ита так же внезапно исчезла, но при этом звук был как от небольшого взрыва. Палача откинуло от ребёнка, в результате чего тот упал на острый угол перевернувшейся и засыпавшей его горячими углями жаровни, а раскалённый прут шлёпнулся на пол всего в дюйме или двух от Эльзы.
Последним, что слышала Ингрид перед тем, как погрузиться в беспамятство, был детский крик. Какая-то девочка, надрываясь, кричала на сразу же распознанном идише:
– Маме! Маме!30 Тут мэйделе, 31совсем узгибитене!32 – И этот крик наложился на молитву «Шма»,33 с которой готовилось уйти совсем ещё юное создание…
Эльзу освободили через несколько часов, но всего пережитого седоволосая девочка не вынесла, сойдя с ума. Немецким властям ещё предстояло перевоспитывать «истинных арийцев», многие из которых были замараны в убийствах, да объяснять журналистам, как такое вообще могло быть возможно в демократической Германии.
Циля Пельцер была женщиной дородной, внимательной, никогда не отказывавшейся помочь и поскандалить. У женщины подрастали двое детей: мальчик Йося и девочка Ривка, мамины солнышки и радости. Девочка в свои одиннадцать уже хорошо помогала по дому, а Йося учился на одни пятёрки, куда не надо не лазил и вообще был хорошим мальчиком, хотя силой пошёл непонятно в кого, – по крайней мере, муж Цили, Изя, не признавался, но за сына радовался.