Место Карантина - стр. 47
На другой день тело Нок было сожжено в крематории. Церемония – с фейерверками и петардами, подаяниями монахам и обильным застольем – длилась долго, с утра и до темноты. Считалось, что это – буддистское торжество смерти, праздник освобождения от земных тягот, шаг к возрождению. Но для Ивана и родителей Нок в происходящем было лишь горе, перед которым любые религии бессильны.
Бревич просидел весь вечер над нетронутой тарелкой, глядя в пол. Он не пил ни капли спиртного, был трезв и полностью погружен в себя. Ближе к ночи, когда знакомые и соседи наконец разошлись, он вышел из дома и сел на ступеньки, обхватив голову руками. Едва ли не впервые в жизни он ощущал полнейшую растерянность – не зная, что ему делать, куда идти, как спасаться.
Потом к нему подошла Пим, села с ним рядом. Ей хотелось помочь ему хоть чем-то. «Знаешь, – сказала она, – тут, в доме, сохранилась комната… Нок провела в ней детство и потом жила всякий раз, когда приезжала нас проведать. Хочешь там побыть?» – Иван молча кивнул.
Пим поговорила с матерью, та была не против. Бревича проводили в комнату Нок и оставили одного. Сначала он сидел за ее столом – чистым, без единого пятнышка – затем стал ходить из угла в угол, бесшумно, как зверь, загнанный в смертельную ловушку. Его разуму становилось все хуже. Отчаяние и боль взяли в кольцо, кружили, как демоны, где-то рядом. Бревич чувствовал их дыхание, их неодолимую мощь.
Под ногой вдруг скрипнула половица. Это чуть отвлекло его, он замер на месте; затем, осторожно ступая, подошел к настенной полке. Там лежала стопка тетрадей – Бревич стал рассеянно перелистывать их одну за одной. В полумраке, в свете тусклой лампы он разглядывал почерк Нок – сначала детский, старательно-аккуратный, потом окрепший, взрослый. Водил пальцем по строкам и пытался понять смысл иероглифов, цепляющихся друг за друга, образующих причудливую вязь…
В одной из тетрадей, ему попались страницы с короткими стихотворениями, переведенными на английский – наверное, в качестве упражнения. Он стал читать их – все так же рассеянно, едва вникая – и вдруг вздрогнул, напрягся, замер, наткнувшись на четыре строки, подчеркнутые красным. У него подогнулись ноги, он сел за стол, впился взглядом в разлинованный лист. Твердил слова про себя, шевелил губами, шептал их вслух.
You will lose me on a cold night under a blanket of hostile darkness, but we’ll meet under another Sun if you look for me hard enough21, – перечитывал он вновь и вновь. Искры вспыхивали у него перед глазами, мысли словно взбесились, не поддаваясь контролю. Преграды пали, подточенные последней каплей, хлынул поток. И, не разбирая, захлестнул собой все.
В те секунды Иван понимал: его разум переходит в новое качество – навсегда. Вырывается на свободу, сбросив путы, или сам влечет себя в худшую из темниц – не суть важно, имя им одно и то же. Прочь названия, и демоны прочь; в новом качестве – спасение, панацея.
Он теперь видел все без помех: Нок не покинула его, то был лишь трюк, хитрость мелкого враждебного мира. Их совместный космос простирается куда дальше – она знала, чувствовала это еще до их встречи. Она заранее подала ему знак, заготовила для него послание, в котором все сказано предельно ясно. Без недомолвок, без умолчаний!