Мёртвая и Живой - стр. 15
Эрешкегаль поёжилась.
Еще никогда ее супруг не выражался столь образно. Никогда прежде его не заботили проделки Ралин. Но, кажется, дочь зашла слишком далеко. Если они дискредитирует собственную мать, они потеряют всё. И царство. И, возможно, жизни.
В тысячный раз Эрешкигаль пожалела, что у нее не поднялась рука убить сестру.
– Как она… – недоумевала Эрешкигаль, – как Ралин смогла покинуть Иркаллу? Добраться до людей и еще это снадобье…. Нет, Нергал. Твои доносчики ошиблись. Это сделала не Раллин. Никто не способен покинуть Иркаллу кроме меня. Никто.
– Я уже справился у Нисабу. И путь такой имеется.
– О чем ты? Как она сбегает?
– Сложно, – ухмыльнулся Нергал, – радует, что наша дочь не глупа, раз строит столь сложный мост для побега. Додумалась же! – восторженно рявкнул Нергал.
– Ты абсолютно уверен?
– К несчастью, да. Сначала я избавлю Морию от снадобья против чумы, а после напущу ее с тройной силой. Жди новых мертвяков у врат, Эрешкегаль. Готовься выбивать их имена из глины.
– Я должна встретиться с Нисабу и узнать все про этот мост. Как она не рассказал мне?
– Я приказал. Сначала надобно исправить ошибки Ралин, а потом захлопывать калитку из Иркаллы.
Взбешённая словами мужа, Эрешкигаль расправила крылья, и стены храма оказались проткнуты полусотней остекленевших изумрудных перьев.
Нергал выдернул парочку из своего плеча и одно над бровью:
– Тревожься сколь тебе угодно. Но я волнуюсь, что при Ралин в Иркале не останется ни одной души. Она, – поймал он за крылья восьмикрылого лука, но услышал только писк, а не слова, – не будет разводить вокруг своей башки рой мух. Ралин ответит на молитвы, – отшвырнул он пальцами лука, размазывая его об стену, – она дарует жизни. Всем.
– Она не посмеет, – налились перья Эрешкигаль красным.
– Уже посмела. Вразуми наследницу чтить свой долг. Или я сделаю все сам, когда вернусь. Я сам выберу ей муж самого омерзительно демона из всех возможных. Такого, как Ламашту.
Эрешкигаль задели упреки супруга в том, что дочь непокорная бунтарка. Возраст в три тысячи лет всего лишь переходный. Будучи юной, Эрешкигаль сама проверяла мир на прочность, но дочь ее обскакала.
После опыта с кувшином, полным кипяченой смолы, вопросы Ралин не уменьшились. Сначала она интересовалась болезнями и страхом, эпидемиями и мором. Она спрашивала почему люди не выживают если при занозе им вырывать ее вместе с рукой? Почему они не дышат под водой? А почему не парят по небу и умирают в муках? А что такое боль, голод или жажда?
Но позже Ралин стала повторять один и тот же свой вопрос, на который Эрешкигаль не знала ответа: что значит любить, как любят люди?
Ралин, как остальные боги, не умела чувствовать боль. Она была бессмертной – дочерью царицы мертвых и повелителя войны и мора. Души мертвых окружали Ралин с рождения, но ее никогда не интересовала «после», ей было интересно одно лишь «до».
Как жили души там, на поверхности, пока не были призваны в Иркаллу? Чего хотели, о чем мечтали или боялись? Ралин плохо умела бояться или радоваться. Все было одинаковым. Маленькой она умела плакать, но взрослея… разучиалсь. Все стало серым. Таким, как мир Иркаллы.
По-своему он был прекрасен. Своды так высоко, что не разглядеть – а что там за всеми этими парящими валунами и пылевыми бурями? Что за пепельными ураганами и сожжёнными в тлен останками душ?