Мера удара. Заиндевелые лица в сумерках - стр. 12
– Приляг, потом займёшься этим, – проворчал он с лёгким оттенком упрёка в голосе.
В этом не было никакого эгоизма: заснуть он мог и в присутствии другого человека, копошившегося в двух шагах от него. Просто желание крепко обнять жену никогда не покидало его, и было жаль, что она тратит утреннее время на ерунду. В то же время забавно было смотреть, как она достаёт из комода допотопный утюг, старомодные босоножки, пожелтевшую от времени подушку на гагачьем пуху. Но самое забавное было в том, что он улёгся прямо в куртке, а Вера циркулировала босиком и в халате. Он знал, что недосып всё равно скажется и она приляжет отдохнуть на часок в течение дня, добрать сон. Иначе будет не в духе весь оставшийся день.
– Послушай, Вера, ложись снова, – сказал он без особой надежды, – будешь ведь никакая после обеда…
Вместо ответа она запустила в него древнего плюшевого мишку, прятавшегося в комоде. В живот мишке был зашит нафталин. Нафталином пропахли все вещи, оставшиеся от тётки. Его не перебивал даже сильный запах горячего кофе и пряностей, тянувшийся из кухни. Адам знал наперёд, что сейчас Вера пойдёт на кухню, выключит кофеварку, снимет с плиты маленькую кастрюльку, в которой сварились яйца всмятку, поставит жарить хлеб в гриль, соберёт на стол приборы, потопчется ещё на кухне и потом позовёт его завтракать. Как каждое утро. Но сегодня ему очень хотелось нарушить устоявшийся утренний ритуал. Желание ощутить любимое тело жены было сильнее, и он опять, настоятельнее позвал Веру в спальню. Через минуту она была в его объятьях.
В начале их совместной жизни Вере не нравилось, что он подолгу смотрит, как она двигается по дому, занимаясь повседневными делами. Может быть, потому, что стеснялась, как маленькая девочка, не чувствуя себя уверенной в эффекте, производимом на мужа и не догадываясь, с каким восторгом он смотрит на неё с учетом пятнадцатилетней разницы в возрасте и в жизненном опыте. Но вскоре с облегчением обрела такую уверенность, поняв, что муж восхищённо смотрит на неё не столько и не просто как на красивую женщину, а как на дорогого человека и верного друга с его особенностями характера, недостатками, привычками, и полюбила его взгляд, вселяющий уверенность в завтрашнем дне. Полюбила настолько, что иногда даже нарочно старалась выглядеть неловкой, эдакой растеряшей.
На стенах их элегантной кухни в качестве декора были развешаны связки лука и чеснока, между которыми для пущей красоты разместились различные кухонные приборы и медные кастрюли, а также старинные гравюры с пейзажами России XIX века. Их на распродажах старьёвщиков и антикваров тщательно выискивал и приобретал сам Адам, вообще склонный к коллекционированию. Он же помогал Вере собирать коллекцию миниатюрных чайных и кофейных чашек, имеющих антикварную ценность и заполнявших уже целую витрину в гостиной. Пока Адам разливал горячий фильтрованный кофе, он заметил, как, стоя у плиты, жена колдует над кастрюльками, обдувая себе лицо губами, забавно сложенными в трубочку, отчего вздрагивал локон, свисающий со лба. Ей было жарко, и ей это нравилось. Чтобы согреться, она без конца передвигалась, сновала по дому, пересекая его огромные пространства с неповторимой грацией, обычно отсутствующей у простых кухарок. Он не угадал только с варёными яйцами – сегодня Вера задумала омлет с зелёным луком. Четыре яйца упали в миску, были перемешаны с мукой и молоком, взбиты вместе с искрошенным луком, и всё это было вылито в большую сковороду. Минут через десять омлет проследовал на две тарелки, а те – на стол для завтрака. Окна кухни запотели от разницы температур в доме и снаружи. Вера устало присела на стул, потянулась за кофе и подцепила вилкой кусок омлета.