Меня зовут Икотка - стр. 3
Проблему со звуком Евлогий так и не решил. Через тридцать с лишком лет, а то и все сорок железную дорогу увидит уголовник Азя в доме сына Евлогия, который также стал священником и служил в Коми Пермяцком автономном округе. Азя, не смотря на преступный образ жизни, был набожен. После очередной удачной «делюги», мошенничества тут же ехал в церковь ставить свечку святителю Николаю. Иногда даже вместе с присвоенным имуществом. В этот раз он пришел к священнику по другому поводу. А именно: Азя по собственной воле сходил к бабке, чтоб та ему подсадила икотку, является ли это грехом? Можно ли замолить или на нужды церкви что пожертвовать?
Сын Евлогия с моей подачи мысленно улыбнулся. Бабка не подсаживала Азе икотку, у нее и навыков таких не было. Икотка была в священнике. От Евлогия, когда тот уж совсем старый был, я переселился в его сына. Довольно унылого и скучного человека. Жизнь Ази мне показалась более интересной. Опять же на одном месте он не сидел – появлялась возможность посмотреть мир. Священник уколол палец мошенника до крови якобы для того, чтоб проверить, действительно ли в него подселили икотку. Так я и перебрался в новое тело. С напускной скорбью Азе было сообщено, что бабка действительно подсадила ему икотку, но большого греха в этом нет. Надо лишь триста раз за пару месяцев прочитать молитву, текст которой уголовнику тут же вручили и отпустили восвояси.
– Ты ведь знашь, пошто икотка прекратилася, – начал издалека отец Евлогий, наливая чай райкомовцу, – Подушку-Исповедушку вернули из краеведческого музея человеколосю через икотницу Матрену, человеколось вернул ее ихнему богу Альве. Вот и закончилась эпидемия. Нету же ее? Верно говорю?
– Все так. – Согласился партийный работник, – но ведь несколько-то икотниц осталось, вдруг заново все начнется?
– А вдруг ничего не быват. – Жестко с моей подачи отрезал священник. – Была причина в подушке, ее вернули. Все прекратилось. Сейчас никаких причин нет для эпидемии нет. Об чем говорить? Даже если девочка икотница, то она угрозы не представляет.
– Так все-таки есть у нее проявления икотки или нет?
– Я не замечал, понапраслину городить не буду. – Отцу Евлампию, пожалуй, настала пора перейти на номенклатурные аргументы, подумалось мне, и я ему их подкинул. – К тому же даже если и заразит она одного-двух человек, это тебе будет только на руку. Раньше от начальства только вы из-за этой напасти по сопатке получали – дескать суеверия, недоработали идеологически, вот и психозы распространяются. А если и в других регионах появится, то вы уже крайними не будете. Будут на самом верху меры предпринимать. Как тебе такое оно?
– Резонно. Хотя и рискованно – начнут вычислять, откуда пошло…
– Так ведь проявлений икотки у нее нет! Сам убедись. Кто че докажет?
Разумеется, партийный работник обошел всех в поселке, кто так или иначе имел отношение к икотке – и к местной шепелявой ведунье, которая славилась тем, что готовила чудесный прикорм для рыб, после которого те косяками устремлялись в сети. И к двум сестрам-икотницам, чьи сущности регулярно друг с другом ругались матерно да так виртуозно, что собиратели фольклора из университета готовы были часами днями и ночами ждать ругани лишь бы записать перлы. И к родителям девочки Лены Чугайновой. И даже с девочкой поговорил. Никто из опрошенных в девочке икотницу не признал, о чем была составлена обстоятельная записка для начальства.