Меня укутай в ночь и тень - стр. 20
Горничная в колодце, старом колодце в лесу, вот где она. Но кто же это сделал? Кажется, ее собственные спутники. «Не приближайся к ним, – велела тетя. – Они сильные и злые, нам такие не по зубам».
«Но тем, кто слаб, можно и помочь», – вторит Другая. Она сама сильна и может удержать голову истопника под водой в поилке для лошадей. Не слушай тетю, говорит Другая, мы ведь можем помочь.
Она появляется, как зловещий ангел-хранитель, стоит кому-то подойти к Элинор слишком близко. Элинор боится и ненавидит ее, но тетя говорит, нельзя бояться и ненавидеть родню. Родня – это все, что есть у тебя. Мы семья.
Иногда нужна защита и от семьи.
Другая, заняв тело Кэсси, бьет и бьет «мастера Генри» огромным мясницким ножом. Платье, лицо Элинор в крови, она сжалась в комок и только умоляет прекратить.
Она рассказывает, это не Кэсси, это Другая, но ее отправляют в лечебницу. Или это было после смерти Доры Февершем? Все спуталось в голове, и Элинор помнит только кровь, а еще – шепотки и подозрения, и неискреннее, фальшивое бормотание: «Бедная девочка, увиденное спровоцировало срыв». Рекомендации Элинор, кажется, написаны кровью и желчью.
И снова чернота охватила ее, но теперь она была не одна. Ей все время слышался голос, в котором звучали то капризные детские нотки, то интонации деспотичного наставника. Элинор жила с этим голосом всю свою жизнь, он сопровождал ее все детство и сейчас вернулся, чтобы напомнить о себе.
Элинор упала в реальность, задыхаясь. По щекам струились слезы. Дамиан обнял ее, и сейчас Элинор некогда было думать, насколько это допустимо. Уткнувшись в плечо мужчины, она пыталась выровнять дыхание.
– Это была плохая идея. – Дамиан коснулся нежно ее волос, погладил, пропуская пряди между пальцами.
– Нет, я вспомнила. Я кое-что вспомнила. – Элинор отстранилась. – Я с детства… кажется, я видела призраков. А потом все прекратилось. После… после того как я окончила школу.
От послания Дженни Шарп исходил сладкий цветочный запах, который легко кружил голову. Грегори достал и перечитал его. Дженет приглашала его отужинать, писала, что дело срочное, и обещала, что ее слуга встретит возле театра. Грегори ложу держал скорее из соображений светских приличий и сроду не ходил по театрам, это казалось ему бессмысленным занятием. Как, впрочем, и ухлестывание за актрисами, которому себя посвящали многие его товарищи по университету. И вот сейчас он, будто мальчишка, спешил на свидание с пленительной красавицей, которую к тому же видел лишь единожды.
Возле служебного входа в театр его, как и было условлено, поджидал рослый мужчина весь в черном. Он и сам был черен, словно эбеновое дерево, только сверкали белки его глаз и крупные ровные зубы. Молча он указал на экипаж, также черный. Грегори забрался внутрь, задаваясь вопросом, что его ждет. Дженет – актриса, таким нравится играть с людьми. Он сел, стараясь побороть легкий страх и странное предвкушение. Слуга захлопнул дверцу, вспрыгнул на козлы – экипаж тряхнуло, и он тронулся с места. Грегори даже не успел спросить, куда они едут. Путешествие, определенно, затягивалось. Прошло около часа, прежде чем экипаж остановился. Слуга распахнул дверцу и сипло проговорил:
– Приехали, сэр.
Грегори спустился на мостовую. Дом, перед которым он стоял, утопал в цветах. В свете газовых фонарей он казался призрачным, словно привидения или феи таились за желтыми окнами.