Механические птицы не поют - стр. 43
– Да нет же, ты только посмотри, как оно блестит!
Уолтер честно разглядывал колье и слушал разглагольствования купца о том, сколь драгоценную вещь выбрала «златоглазая фройляйн», и как колье прекрасно подходит к ее волосам. Потом ей надоела эта игра, она вернула украшение торговцу и быстрым шагом отошла к другой палатке.
Начинало темнеть. До отправки дирижабля оставалось четыре часа. До аэродрома ехать было около получаса, с учетом того, что улицы были почти пусты – большинство горожан оставались на ярмарке до закрытия.
– Устала? – спросил он Эльстер, которая довольно улыбалась, как кошка, наевшаяся сметаны.
– Не очень. Давай еще кофе, посмотрим, что там на помосте и поедем?
– Хорошо, – улыбнулся ей Уолтер.
На помосте в цветах зажигались золотые огни. Когда они подошли, зазывала как раз закончил представлять следующего артиста.
– …Томас Штармвайд!
На сцену вышел мужчина в темно-синем старомодном камзоле. Внешность его была столь необычна, что Уолтеру сперва показалось, будто на него навели морок.
Томасу было под пятьдесят. Высокий, худой и рыжий, как лис. На лиса он и был похож настолько, что Уолтеру казалось: чародеи усилили сходство. Тонкие губы, длинный нос и узкое лицо, и улыбка, полная белоснежных зубов, похожих на клыки. Настоящий лис, с узкой мордой, тронутой пеплом седины. Но угрожающе он не выглядел, выражение лица у него было тоже лисье – лукавое, но не злое.
– Я приветствую этот город с такой же радостью, с какой он приветствовал меня! – громко сказал он, делая шаг к краю сцены и распахивая руки будто для объятия. От его движения в стороны разлетелись пара десятков белоснежных голубей. Казалось, он вытряхнул их из рукавов.
Люди у помоста отозвались одобрительным гулом. Уолтер, спохватившись, стал за спину Эльстер, положил руки ей на плечи и снял с нее очки. Она благодарно кивнула и подалась назад, плотнее прижимаясь к нему и не отрывая взгляд от сцены.
– Я тысячу раз выходил в море, две тысячи раз поднимался в небо и видел все рельсовые пути пяти стран! Снежная Гардарика встречала меня так же радушно, как и цветочная Флер, и даже надменная, обожженная солнцем Энотрия была рада моей труппе! Я привез вам по кусочку каждой страны, в которой бывал, чтобы увековечить мою любовь к Кайзерстату!
Томас повел в воздухе ладонью и поймал взявшийся ниоткуда апельсин. Сел на край сцены, достал из кармана небольшой серебристый нож.
– Время кажется нам скоротечным. Мы вздыхаем о том, что стареем, и думаем, что наше время уходит безвозвратно.
Он разрезал апельсин на две части, и Уолтер увидел, как на землю частыми каплями потек сок. Потом Томас разделил одну половину на несколько долек, спрыгнул со сцены и протянул их детям из первого ряда. Молча вернулся на сцену, сжал между ладонями вторую половину. Сначала на сцену с глухим стуком начали падать частые прозрачные капли, но постепенно они темнели, становились гуще, и вот уже его руки целиком покрывало нечто мазутно-черное, вязкое, лениво тянущееся свисающими нитями к доскам помоста.
– Время уходит, и нам кажется, что мы уже не те, какими были раньше. Многим кажется, что мы превращаемся в нечто… ужасное.
Он развел руки. От апельсина не осталось даже корки, только черные нити тянулись между ладонями Томаса, словно гирлянда.