Медный всадник - стр. 55
– Д-да? – выдавила Татьяна.
– И очень жалеет, что началась война.
– Мы все жалеем, – хмыкнула Татьяна.
– Но это вселяет надежду, не находишь? На лучшую жизнь с ним вместе, как только война закончится. Таня, а Дмитрий тебе нравится?
– Ничего, – ответила она, стараясь, чтобы не дрогнул голос.
– А ты ему очень.
– Чушь!
– Ничего подобного. Ты ничего в таких вещах не понимаешь.
– Понимаю и повторяю: ничуть я ему не нравлюсь.
– Ты ни о чем не хочешь поговорить? Спросить?
– Нет!
– Таня, брось свою неуместную застенчивость, – покровительственно заметила Даша. – Тебе уже семнадцать. Почему не хочешь немного оттаять? Обратить внимание…
– На Дмитрия? – прошептала Татьяна. – Никогда!
И за мгновение перед тем как заснуть, она осознала, что меньше боится неведомых ужасов войны, чем уже познанных сердечных бед.
В субботу Татьяна отправилась в Публичную библиотеку и выписала русско-английский разговорник. В школе она учила английский, знала алфавит и теперь пыталась воспроизвести вслух заинтересовавшие ее фразы. Произношение давалось ей с трудом, и некоторые звуки были словно специально созданы, чтобы доводить ее до белого каления.
В воскресенье пришел Александр и собственноручно наклеил на стекла бумажные полоски, объяснив, что так они не повылетают во время налетов.
– Это следовало бы сделать всем. Скоро по городу пойдут патрули, чтобы проверить наклейки. Если немцы окажутся под Ленинградом, вставить другие стекла будет почти невозможно.
Метановы с живым интересом наблюдали за его манипуляциями, причем мама не уставала твердить, как он высок, как ловок, какие умелые у него руки и как твердо он стоит на подоконнике.
– Да ведь он офицер, мама, – нетерпеливо ответила Даша.
– Разве в Красной армии учат стоять на подоконниках? – хмыкнула Татьяна.
– О Таня, заткнись, – засмеялась Даша.
Александр тоже засмеялся. Но не посоветовал Тане заткнуться.
– Что это за узор вы выложили на наших окнах? – удивилась мама, когда Александр спрыгнул с подоконника.
Женщины уставились на окно. Вместо белого косого креста на стекле красовалось дерево. Толстый, слегка согнутый ствол с длинными, утолщающимися к основанию листьями, торчавшими на вершине.
– Что это, молодой человек? – строго осведомилась бабушка.
– Это, Анна Львовна, пальма.
– Что? – вторила Даша, стоявшая близко к Александру. Слишком близко.
– Пальма.
Татьяна немигающе таращилась на него.
– Пальма! – насмешливо повторила Даша.
– Это тропическое дерево. Растет в Америке, Испании… вообще в жарких странах.
– Хм-м-м… странный выбор, не находите? – бросила мама.
– Лучше, чем противный крест, – пробормотала Татьяна.
Александр улыбнулся ей. Она робко улыбнулась в ответ.
– Ну, молодой человек, – проворчала бабушка, – когда будете клеить мои окна, никаких штучек. Обычный крест и ничего больше. Не нужны мне ваши пальмы.
Позже, когда он и Даша ушли, оставив Татьяну в кругу мрачного и усталого семейства, та поспешила сбежать из дома в библиотеку, где провела несколько часов, выговаривая незнакомые слова. Язык казался ей ужасно трудным. При следующей встрече нужно попросить Александра поговорить с ней по-английски. Научить произносить слова.
Она уже думала о следующей встрече как о чем-то определенном и клялась сказать ему, чтобы не приходил больше к Кировскому. Она дала обещание себе той ночью, когда лежала лицом к стене, дала обещание стене, касаясь кончиками пальцев старых обоев и повторяя: