Размер шрифта
-
+
Матушка-река - стр. 5
Надо мной и над миром всем.
«Папе Карло Коллоди земля по колено…»
Папе Карло Коллоди земля по колено,
Но сосновое вдруг нашлось полено,
И тогда, улыбаясь картинно,
Появился на свет Буратино.
А еще раньше был плотник Иосиф,
Который, полено на землю бросив,
Раскаялся и удивился —
И Христос на свет появился.
Мой отец был плотником тоже,
Он работал то нежно, то грубо,
Но всегда хорошо – похоже,
Все деревья ему родня.
Знать бы лишь, из какого дуба
Вытесал он меня.
«Господь, ты меня услышь…»
Господь, ты меня услышь —
Секундой хотя б одной.
Луной питается мышь,
Луна питается мной.
В этой страшной жаре,
Где не можно дела вершить,
В человеческой кожуре
Даже ангел не смог бы жить.
Дождь бы, что ли, пошел слепой —
Я согласен с ливнем любым,
Чтобы вновь остаться с тобой,
Только зрячим, а не слепым.
«Дай вещи имя – и заговорит…»
Дай вещи имя – и заговорит
Почти лукаво и почти навзрыд
Про боль свою и про чужое счастье,
Не требуя ни денег, ни участья.
На то нам и даются имена,
Чтобы измена чересчур нежна
Была и для тебя, и для другого —
Назойливого друга дорогого.
Вот потому так радостно живем —
Глотаем воздух, черный хлеб жуем.
И, может, лишь одно коровье вымя
Способно нам сказать про Божье имя.
Мне сладко от парного молока,
Я счастлив поглядеть на облака,
Которые и круг измен не знают,
И нам, таким плохим, не изменяют.
«Парк, тихим солнышком согретый…»
Парк, тихим солнышком согретый,
Уставший от людских обид.
Бомж, утомленный сигаретой
И левой водкой, грустно спит.
А рядом женщина с коляской
И силуэты бывших жен,
А ты опять веселой пляской
Святого Витта поражен.
Ты не увидишь святотатца,
Но мысли слишком глубоки,
Когда на голову садятся,
То вороны, то голубки.
««Мне скучно, бес…»…»
«Мне скучно, бес…»
Мне тоже нынче скучно,
Но к бесам не привык я обращаться.
Уж лучше забрести вон в ту церквушку.
Я, правда, слишком редко в ней бываю,
Мне то друзья мешают, то подруги.
Так вот, я забреду, поставлю свечку
За упокой родителей моих
И за здоровье и жены и дочки —
Глядишь, и на душе повеселеет,
Глядишь, и Бог обрадуется вдруг.
Флоренский Павел как-то говорил,
Он говорил: «Любой из нас – проект,
С любовью созданный великим Богом,
А как проект мы этот испохабим,
Зависит лишь от каждого из нас…»
Я думаю об этом и печалюсь.
«Снова осень. В осиннике рыщут волки…»
Снова осень. В осиннике рыщут волки,
Ищут нежность нашу и тишину.
Ни в стогу иголки, ни Блок на полке
Не найдут чужеземную эту княжну.
Стенька Разин томится – куда как славно:
Хоть в полынь-траву, хоть в разрыв-траву!
Мне милее ясная Ярославна,
Ножками топчущая татарву.
«Луна опять, и опять сырая…»
Луна опять, и опять сырая,
Ежик опять бредет из сарая,
Чтоб выкупаться в синеве.
Полночь глядит снова зловеще,
И нас окружают не люди, а вещи,
Ползающие по траве.
И ты, лишившись родного края,
Пытаешься жить, в несчастье играя
И нежа любовный схрон.
И нет головы у Иоанна Предтечи,
И слышны лишь Батюшкова яркие речи
Да темные речи ворон.
«На российском этом диком морозе…»
На российском этом диком морозе
Холодно, знаешь, не только розе,
Холодно и мне, и тебе.
Только не надо теперь о прозе
И не надобно о судьбе.
Ты не такая уж светская дама,
Чтобы не помнить про Мандельштама,
Чтобы меня забыть.
Пусть болит по-прежнему ребро Адама —
Так уж тому и быть.
«Есть бабочки, есть и птицы…»
Есть бабочки, есть и птицы,
Страница 5