Машуня - стр. 33
– Мать! Прикуси язык, понимаешь? Ты чего это при ребёнке несёшь!?
– И где это ты ребёнка видишь? Димка уже на полголовы выше тебя!
Надо было перво-наперво родителей в дом вернуть, чтобы любопытные соседки уши не грели, да потом не судачили про них.
Оказалось, корова, действительно, должна была отелиться. И молоденькая ветеринарка, приехавшая по вызову, хоть в теории и знала, что надо делать, а на практике к корове подойти опасалась. Вот за батей Оксана и отправила посыльного. Вернулся батя под утро. И всё бы ничего, но, когда брюки снимал, из кармана тюбик губной помады выпал. Вот из-за него и разгорелся сыр- бор.
– Так, может, эта Оксана специально бате эту помаду подложила, чтобы вас рассорить? – предположил Димка.
– А мне всё едино, кто у него… по брюкам шарился, Оксана или ветеринарша! Не сама же помада в карман запрыгнула?! – всё больше распалялась Алёна Фроловна.
– Постыдилась бы, понимаешь? – и Димка уловил в голосе отца нотки, не предвещавшие ничего хорошего. А мать будто и не слышала ничего.
– Это мне постыдиться? Мне? – и встала напротив мужа.
– Батя! – только и успел крикнуть Димка. Оплеуха Алёне Фроловне прилетела крепкая, так что она в сторону отлетела.
– Ну теперь, выходит, мне! – и, подхватив сапоги и чемодан, хлопнул дверью.
– Эх, дура ты, дура! Огород не вскопали, картошку не посадили, порожек в доме не подновили… Это у вас в городе мужики строем на завод идут, а тут… только те, что на дороге валяются, ползут! – чуть не плакала бабушка Агафья.
Однако Димке деваться было некуда. У него направление в хозяйство «Солдаткина». В общем-то Димка считал, что мать перегнула палку. И особенно на помаде не зацикливался, а уж тем более подумать, что батя поселится в доме Оксаны Агаповны, – такое даже в голову не приходило.
Но батя поселился. На немой вопрос Димки пояснил:
– Ничего такого. Комнату снял.
Днём на тракторе, вечером – дома, без отца оказалось тяжеловато. Жизнь в деревне, действительно, сильно отличалась от городской.
Не прошло и месяца Александр Дмитриевич купил за символическую плату у сельсовета небольшой домишко с ещё крепкими бревенчатыми стенами, но без оконных рам и дверей. И всё свободное время стучал там топором. Димка тоже не отлынивал. И только Алёна Фроловна обиженно поджимала губы.
– Свой дом хоть по брёвнышку раскатись, а он взялся чужую развалюху обустраивать!
Когда у Димки закончилась практика, и он собрался возвращаться в училище, родители так и жили – каждый сам по себе.
Следующий год пролетел и для Димки, и для Машки, как один день. В один из таких дней в дверь как-то неуверенно постучала и, смущенно улыбаясь, вошла баба Шура.
– А ко мне сын приехал… Говорит, собирайся, со мной поедешь.
– Хороший он у тебя, – вздохнула тётя Люда. – Скучать по тебе будем.
– Так что, советуешь ехать? – а в голосе и надежда, и радость, – Еду! Еду! – это, мол, так, похвастаться. Тётя Люда только руками развела.
– Ты, если что… возвращайся… Ну, и за Тузика не переживай. Не обидим.
– Так ить комната у меня тут… На-ка вот, – протянула тёте Люде ключ на верёвочке, – запасной, от комнаты. Присматривай тут…
В этот же день, после обеда, возле подъезда остановилось такси. И баба Шура, прихрамывая, вышла вслед за сыном. Остановилась у крыльца, оглянулась. Мальчишки ещё из школы не вернулись, Машуню тётя Люда в булочную отправила (хлеба такой семье в день три булки надо), Георгий Фёдорович- на работе, и тётя Люда одна, прикрыв ладошкой рот и часто-часто моргая, стояла чуть в стороне. А закрытый в комнате тёти Люды Тузик скулил и скрёб закрытую дверь. Его взял под свою опеку Гоша- младший.