Мама. Леля. Грибное лето - стр. 21
Странные люди – курильщики. Что может быть лучше чистого воздуха?
Затуманили, засинили всю комнату…
– Чаю хотите?
– Нет, спасибо, Светланочка, мы уже подзакусили.
Саша встал ей навстречу, большой, грубовато скроенный и сшитый, заполняющий собой и своими разговорами все пространство. На счастье, он уже собирался уходить. Наполовину раздавил Светлане руку, прощаясь.
Когда подают руку мягким киселем – неприятно. Но жать так бесцеремонно – это насилие над личностью.
Светлана спросила, удивляясь своему лицемерию:
– Куда же вы спешите? Посидите еще.
Костя вышел в переднюю проводить. Вернулся.
– Ну, как жизнь, Светланка? Ты что-то у меня совсем от рук отбилась… Фу, как накурили мы! Форточку разве открыть?
Он вскочил на стул, стуча сапогами. Что-то звякнуло на подоконнике за занавеской – должно быть, поставил туда посуду после ужина.
– Представляешь себе, – Константин шумно засмеялся, спрыгивая на пол, – Сашка-то наш жениться собрался. Завтра идут в загс!
– Вот как? – спросила Светлана. – На ком же?
Что с ним такое сегодня? Обычно после ухода Саши Боброва в комнате сразу становилось тихо – до звона в ушах. Сегодня было не так. Казалось, дух Саши Боброва вселился в Костю, заставлял его громыхать голосом, смехом, сапогами и стульями.
– Жалко парня, а? Правда, Светланка? Женатиком станет – конец свободной жизни!
Светлана вспомнила, что был как-то разговор о девушках и о свадьбах. И Саша Бобров самоуверенно сказал: «За меня всякая пойдет».
– Мне жаль его жену.
Костя подсел к ней на диван.
– Жалеешь девушку? Так тебе твой муж больше нравится?
– Костя, слушай, – Светлана смотрела на его сапоги, – у тебя не могли остаться старые твои ботинки с коньками, довоенные еще, конечно, школьные, тридцать девятый, ну, в крайнем случае сороковой размер?
– Право, не помню. – Он задумался. – Может быть, дома где-нибудь и лежат.
«Домом» он называл маленькую квартиру под Москвой. После смерти Костиной матери туда переехали ее родственники.
– А ты не можешь туда написать? Только поскорее.
– Могу, конечно. Впрочем, не думаю, чтобы остались. Отдал кому-нибудь или мама отдала. Светланка, а зачем тебе башмаки с коньками сорокового размера? А? Признавайся! Ведь это не женский, это почти уже мужской размер!
Он притянул ее к себе, обнимая как-то твердо, неуютно, даже грубовато.
Светлана отстранилась.
– Постой… Нет, я серьезно. Костя, мне очень нужно. Для мальчика одного.
– Хорошенький мальчик – с лапами сорокового размера! Светланка, ведь у тебя же четвероклассники! Маленькие дети! Нет, очень мне все это подозрительно. – Он опять хотел ее обнять.
Светлана резко отодвинулась и встала.
– Не целуй меня.
– То есть как это – не целовать? Собственную жену не целовать?
Она сказала с отвращением:
– От тебя водкой пахнет! – И отошла к окну – закрыть форточку.
День был морозный, и в комнате сразу захолодало. На подоконнике за занавеской она увидела тарелки, два стакана, две бутылки из-под водки и одну темную, из-под вина, с длинным узким горлышком. Неужели вдвоем можно выпить все это?
Светлана вынесла грязную посуду в кухню, сунула пустые бутылки в шкаф.
Вымыла все, убрала. Ей не хотелось возвращаться в комнату.
Казалось, там ждет ее не Костя, а чужой человек – чужой и даже враждебный.
А Костя стоял посредине комнаты с самой добродушной улыбкой.