Мама для цветочной принцессы - стр. 33
Возникает непреодолимое желание съежиться, вжаться в мягкую обивку кресла. Взгляд Симона будто бы прожигает насквозь. Он видит то, что мне хотелось бы скрыть навсегда: наивную глупышку Серую. Смелую девчонку, безрассудную и влюбленную до беспамятства в друга детства.
— Почему ты не вышла замуж? — спрашивает он с подозрительным прищуром.
— Какая разница? — неловко пожимаю плечами. — Допустим, не нашла свою вторую половинку. А с теми претендентами, что попадались, рассталась без сожаления.
— Почему? — следует новый вопрос.
— Да потому! — резко отвечаю я. Все происходящее похоже на допрос. А ведь подобные вопросы никак не относятся к теме договора. — Не сошлись характерами, оказались слишком разными. Что ты хочешь, Симон? Или Владимир Иванович — как мне к тебе обращаться?
— Симон, — разрешает он. — Но только когда мы наедине. Когда ты в последний раз была с мужчиной?
Не выдержав, подскакиваю и, нависнув над собеседником, подобно грозному утесу, сердито переспрашиваю:
— Чего ты хочешь добиться? Унижаешь, чтобы сделать побольнее? Прекрати это! Достаточно!!!
Меня трясет от бессильной ярости. Я на грани того, чтобы отказаться от затеи и сбежать. Не могу больше выносить это. И не хочу.
Уж лучше действительно продать почку, чем терпеть все это.
— Сядь! — распоряжается Симон. Сует мне в руки документы и ручку: — Подписывай!
Рука дрожит. Почерк мой без того никогда не отличался каллиграфичностью, а теперь и вовсе стал неразборчивым. Подписываю, а перед мысленным взором стоит лицо матери.
Что я делаю? Почему обрекаю собственного ребенка на такого отца? А если Симон окажется хуже моего отчима?
— Главврач центра сказала, что, по правилам, я не должна становиться ни суррогатной мамой, ни донором, — припоминаю разговор. — У меня нет ни мужа, ни собственных детей. Что, если сделка окажется незаконной?
Поднимаю глаза и натыкаюсь на нахмуренное лицо Симона. Он вырывает из моих рук подписанные документы и прячет в папку:
— Вот только не рассказывай мне про закон, ладно? — произносит полным болезненного сарказма голосом. — Те, у кого есть деньги и власть, могут творить что угодно.
Как же хочется возразить. Но я не в силах. Разве кредиторы отчима вправе бить или унижать мою мать? У нас нет денег, а, значит, никто не бросится на нашу защиту.
— Едем в клинку! — распоряжается Симон. — Незачем оттягивать неизбежное.
Он берет за руку — неожиданно нежно, почти ласково. Ведет к выходу, рассуждая о том, как не терпится ему исполнить договор. Будто это супружеский долг. Но ведь врачи обещали ЭКО.
— Сейчас?! Ты хочешь сделать ребенка уже сегодня? — недоумеваю я и пытаюсь вырваться. — Но мне сказали, что я должна пить гормональные препараты и сдать еще кое-какие анализы.
— Глупости, — возражает Симон. — У тебя сегодня овуляция, Анна Николаевна любезно сообщила. Можем попробовать без дополнительной подготовки.
Воздух с шумом вырывается из моих легких. Как же неприятно знать, что два посторонних человека в курсе всех процессов, что происходят в моем организме. А то ли еще будет…
— Мне страшно, — признаюсь уже в машине. Обхватываю себя руками и дрожу, как лист на осеннем ветру.
— Тебе не будет больно, — успокаивает Симон. — Или ты предпочла бы завести для меня ребенка естественным путем?
— Я вовсе не об этом. Боли не боюсь, по крайней мере, физической. Меня больше волнует будущее ребенка. Мне страшно за него…