Мальчик, который переплыл океан в кресле - стр. 22
В школе я продолжаю улыбаться, и даже математика не может мне в этом помешать.
– У тебя так хорошо на душе, – говорит Асебен, когда я иду по площадке во время первой перемены. – Я видела, как ты улыбался во весь рот на уроке. Ты был счастлив, даже когда мистер Бигл дал нам проверочную по математике. Это из-за браслета? Да, точно. Сегодня случилось что-нибудь удивительное?
Я трясу головой:
– Это не браслет.
Вид у Асебен такой, словно я потоптался по ее ногам в огромном клоунском башмаке.
– Хм… ну ладно, это все из-за него, да… – смущенно бормочу я. – Наверно, он работает, потому что я и правда очень счастлив.
Я скрещиваю за спиной пальцы: все знают, что если скрестить пальцы, то можно врать сколько захочешь.
– Вот видишь! Я так и знала. – Лицо девочки сияет. – Это просто гениально. – Она задирает мне рукав, чтобы проверить, и смотрит на меня с разочарованным видом: – Да ты все набрехал, Бекет. Браслет все еще на месте, он не свалился, а это значит, ты просто вешал лапшу мне на уши.
Асебен прислоняется к стене. Она сдвинула брови, и те стали похожи на длинного слизня.
– Да быть не может! – Я опять скрещиваю пальцы.
– Браслет не лжет. Если он все еще на тебе, это значит, что ничего необычного не случилось и ты просто говоришь так, чтобы я отстала. Но знай: тебе не отвязаться от браслета. И тебе не отвязаться от меня!
– А почему, как ты думаешь, от этих браслетов случаются всякие штуки?
– На самом деле это даже не из-за самого браслета. Тут дело скорее в бабочке. Ну, так или иначе, я знаю, что тебе необходимы в жизни хорошие новости. Тебе нужно только поверить в силу этого браслета.
Я, вытаращившись, смотрю на резиновый браслет и крошечную бабочку, которая с него свисает. Конечно, я видел бабочек и раньше, но не знал, что они такие особенные создания. Сами подумайте, ведь они получаются из уродливых гусениц.
– Что такого особенного в бабочках? – спрашиваю я.
– Бабочки – это любимые люди, – сообщает мне Асебен. – Они возвращаются, чтобы принести нам удачу.
Мое сердце пропускает удар. Я еще как-то умудряюсь пробормотать, что и так счастлив, без всяких вернувшихся любимых. Я вру: все на свете бы отдал, лишь бы вернуть маму и еще раз сказать ей, что люблю ее. Что угодно – за объятие, улыбку, поцелуй.
– Да нет, не счастлив, – тихо говорит Асебен, словно прочитав это в моем сердце.
Шесть
Вернувшись домой, я достаю журавликов. Я намерен делать их до тех пор, пока мое желание не исполнится. Неважно, что там Асебен говорила про браслеты, – они не работают.
– Бумажные журавлики гораздо лучше, – шепчу я.
В схватке журавлика с бабочкой первый победил бы без всякого напряга.
И тут я задумываюсь. Я уже сделал четырех птичек; даже если только последняя засчитывается за удачную попытку, это все равно значит, что какая-то часть моего желания уже может исполниться. Пусть даже самая крошечная. Я проверяю телефон: может, Перл написала что-нибудь в ответ?
Неа.
Ну что ж, наверно, журавликов пока недостаточно.
Я делаю еще двадцать штук.
От Перл все еще нет ответа.
На полу комнаты разливается целое бумажное море. Журавлики придали мне уверенности, и я решил, что надо бы немножко подтолкнуть Перл. И потому посылаю ей целую историю из смайликов:
Ничего.
Но я все равно надеюсь на журавликов.
И я все равно еще надеюсь на Перл.