Малахитовый бегемот. Фантастические повести - стр. 38
– Вернемся к теме… Структурированный бред – это как?
– Упорядоченный, – ответил Иван Миронович с набитым ртом. – Проработанный. В этих отчетах начинают прорисовываться события. Они фантастичны, но в них появились причинно-следственные связи. Это довольно странно. Обычно бывает наоборот: чем дальше заходит процесс, тем бессвязнее построения.
– И что это может означать?
Иван Миронович покончил с салатом и взялся за суп.
– Скоро узнаем. Не исключено, что поток сознания управляется вашим террористом.
Бороздыня проглотил настолько крупный кусок булки, что горло у него вздулось огромным горбом – на секунду.
– Так я и думал. Можем ли мы ожидать нападения?
Иван Миронович высосал из ложки лапшу.
– Можем, Егорушка. Если мозги не развалятся. Ваш молодчик должен действовать аккуратно и не бродить по чужим извилинам в грязных галошах.
– На снимке он держится скромно и смирно…
– Он, Егорушка, позирует. Издевается над тобой.
В кармане у Греммо затрезвонило. Он отложил ложку, выцарапал телефон, послушал, хмыкнул.
– Скажи ему спасибо, Тамарочка. И никуда не пускай. Впредь в одиночку к нему не ходи, бери пару. Шокером его, если что.
Иван Миронович отключился и болтанул ложкой в тарелке.
– Что там? – осведомился Бороздыня.
– Наш герой вызвался помогать. Вынести капельницу.
– И как это понимать?
Заведующий закатил глаза:
– Что ж… Самостоятельный вынос отработанной капельницы – почетная обязанность каждого гражданина.
– Я серьезно, Иван Миронович.
– А что серьезно? Серьезно то, что он сравнительно оклемался. И снова взялся за свою писанину.
Бороздыня отставил глубокую тарелку, придвинул мелкую, разрушил котлету.
– Пусть пишет – что такого?
Греммо поднял палец:
– Шуб угнездился в участке, отвечающем за важные функции. И если пациенту стало лучше, то это означает одно: Шуба там больше нет. Я думаю, он перебрался в другое место. Или хотя бы подобрал свои грабли. При таком мастерстве нам будет не так-то легко его вынуть – если, конечно, мы хотим, чтобы носитель остался в живых.
10
Гости съезжались на дачу.
Брованов перечеркнул слово «съезжались» и заменил на «приехали». Во-первых, так было правильнее, а во-вторых, первоначальная версия была ему смутно знакома. Он у кого-то читал то же самое.
Трехэтажный каменный особняк высился на пригорке, опоясанным речкой. Вода по милости половодья вышла из берегов и смыла мост. Дрожки, которыми правил последний гость, успели в последнюю минуту. Когда его лошади ворвались во двор, мост тихо снялся и поплыл по реке вкруг особняка. Так он и плавал в дальнейшем, по нему сверяли часы. Особняк с его обитателями оказался отрезан от внешнего мира.
Здание принадлежало двум генералам с фамилиями Точняк и Медовик, кормил их какой-то мужик. Брованов знал обоих, но лишь понаслышке; мужика не знал. Все трое не имели значения. Брованов существовал бестелесно и проводил время в брожении по залам, кабинетам, комнатам и альковам. В особняке было грязновато, если не сказать – паскудно; прислуга разбежалась, за исключением поваров, которые с утра до вечера кипятили сложное варево на первое, второе и третье. Впрочем, сей рацион разнообразился многочисленными готовыми закусками и сластями, повсюду валялись обертки от ветчины и конфет. Шатались собаки, напоминавшие об Олтын-Айгуль, но Брованов почти не думал о ней. Она была делом прошлым, подобным утекшей воде.