Малахитовый бегемот. Фантастические повести - стр. 37

Вскоре Греммо успокоился, взял себя в руки. В кабине лифта он посмотрел на спутника снизу вверх и доброжелательно улыбнулся.

– Ладно, Егорушка, хватит мне пачкать мозги. Тут такая секретность, что шита белыми нитками. Время гениальных одиночек давно прошло. Без помощи со стороны твой террорист никак не мог соорудить такую штуковину.

Бороздыня вздохнул, повел плечами, которым было тесно в наутюженном халате.

– Что рассказывать, Иван Миронович, коли сами знаете. К чему вам это? Меньше знаешь – крепче спишь.

Кабина звякнула. Заведующий вышел в проем, обернулся.

– Анамнез! Правильно собранный анамнез – залог успеха. Мне нет никакого дела до ваших разработок, но пациент – вот он, передо мной, и в голове у него завелся патологический очаг. Чем больше я буду знать об этом очаге, тем лучше для дела.

Бороздыня потер ладони.

– Ладно. Конечно, мы приложили к этому руку… Это наша затея. А куда денешься? – Его голос наполнился горечью. – Страна-то пропадает. Государство дышит на ладан. Лагеря не помогут, современные технологии – это вам не Беломорканал. Как заставить, если не через прямой контроль умов? Мы разработали метод, и наш герой был ведущим специалистом. Но его перекупили!

Иван Миронович облизнулся.

– Кто?

– Да те, кто обычно! Словно не знаете!

Они остановились перед ведомственным кафетерием. Греммо азартно подбрасывал на ладони ключ от личного кабинета.

– Тогда, наверное, Бенкендорф – это его оперативный псевдоним? Вроде как охранитель?

– Да ничего подобного – расстроенно скривился Бороздыня. – Я впервые слышу о нем… Очевидно, он просто бредит.

– Еще бы ему не бредить! Но этот бред меняется… Он становится, – Греммо со вкусом прищелкнул пальцами – кинематографическим, как у нас выражаются. Он делается более структурированным.

Мимо прошел огромный, тучный доктор в просторных одеждах и на ходу приветствовал Ивана Мироновича. Протиснулся в кафетерий, на миг заполнив дверной проем. Бороздыня проводил его взглядом.

– Не надо бы нам здесь маячить, пойдемте возьмем по салатику.

– Перекусим, – не стал противиться Греммо.

Бункеры бункерами, а столовые остаются прежними. Эстетика, рождающая цитадели, выдает себя в шаблонах общественного питания. Собеседники встали в очередь, сняли пластиковые подносы, поставили их на стальные округлые рельсы, покатили вперед – приобретая по ходу салаты, муссы, суфле; поспешая щипцами нахапать хлеба, создавая заторы перед кофейными и чайными машинами. Капитан поваренных войск налил им бульона из поварешки, уронил в макароны по шершавой котлете и поджал губы, когда оба отказались от компота. Для сухофруктов не существует званий и допусков.

Бороздыня нес свой поднос, образовав с ним единое монолитное целое; Иван Миронович преувеличенно балансировал и притворялся рассеянным обеспокоенным чудаком. Сели в углу, друг против друга, и Бороздыня зашептал, почему-то оборачиваясь на огорченный компот:

– С этим государством, с этими людьми управится лишь душегуб планетарного масштаба. Прямое мозговое руководство, гаджетизация населения.

– Только душегуб и справится, – кивнул заведующий. – Егорушка – а на хрена оно вообще нужно, такое государство, с которым справится только душегуб?

Бороздыня закашлялся, посмотрел на Греммо исподлобья. Тот беспечно уплетал оливье.