Любовники - стр. 47
Как пистолет к виску поставили и курок возвели. Должно быть страшно до трясущихся коленок, а меня, сука, бесит это состояние полнейшей беспомощности и отсутствия выхода.
– Прекрати, – шиплю сквозь зубы. Только еще больше раздраконивает.
– Прости, это случайно вышло, – голос сиплый и ломается на последнем слове.
– Я сказал прекрати. И слезы утри!
Ненавижу себя сейчас за свою грубость. По отношению к ней особенно.
Она сжимает ладони в кулаки. Тоже злится.
Малышка. Та-я.
Вероника помогает собрать оставшуюся посуду и ее осколки. Все это выносят на подносах. Уборщица незаметно вытирает пол, а музыка включается в том месте, где и была нажата на паузу. Вечер продолжается и инцидент вроде как исчерпан.
– Иди переоденься, – грублю не своим голосом. Блевать от самого себя готов.
Тая резко разворачивается на каблучках и идет на выход. Аромат шлейфом ложится. И задница ее обтянутая черной тканью мерещится еще несколько минут даже после того, как дверь закрылась. Кто вообще выбрал такую форму для официантов?
Иду следом. Вероника что-то говорит мне вдогонку. Рукой машу. Все потом, не сейчас.
Меня автомобильным колесом раздавливает на бешеной скорости от рвущегося чувства. Убить, приласкать, залюбить, а потом все-таки выстрелить в висок и мозги себе выпустить. Мысли неправильные, то что происходит со мной тоже неправильно.
А главное, о Юле я и не вспоминаю…
Иду следом. Как ищейка по запаху ее нахожу. Дурманит он голову. Может, она ведьма? Задурила, в башку свои образы вбила, а через слюну зелье передала.
Кровь выкипает из вен. Так мне хреново.
Нахожу ее в раздевалке. Плечи трясутся, и плач слышу. Руками лицо прикрывает, всхлипывает.
Так и остаюсь стоять в проеме. Он весь заставлен коробками и упаковками с бутылками. Черт! И не подберешься к ней.
– Тая! – зову ее тихо, почти шепотом. А хочу кричать!
– Не подходи ко мне! – говорит надломлено и еще гуще всхлипывать начала.
Из-за меня.
– Прости. Я не хотел повышать на тебя голос. Вырвалось… – оправдываюсь. Горький привкус во рту после моих оправданий. Такими пустыми кажутся, почти бессмысленными.
Тая рывком стягивает с себя рубашку, на которой какие-то мокрые и жирные от соуса пятна. Пуговицы рвутся и рассыпаются с треском. Взглядом ловлю каждую.
Кажется воздух моментально пропитывается ртутными парами. Их не чувствуешь, но они травят. Сердце ускоряет ритм до болезненных толчков. Ребра сплющивает от этой скорости до трещин.
На Тае простой белый лифчик. Бретелька одного перекрутилась. Собиралась, наверное, в спешке сюда, не заметила. А меня вставляет это зрелище не на шутку. Шокером стреляет по всем чувствительным местам до красных отметин. Как варвар пялюсь на нее, глазами исследую.
В паху тяжелеет. Первобытное желание такое естественное сейчас и, блядь, правильное! Развернуть, забросить на плечо и утащить к себе в пещеру. Или кабинет. Тут глобально похуй.
Тая разворачивается ко мне. В глазах ужас.
Хм… Сорвала с себя рубашку, думала, я ушел. А я тут, стою. Ненормальным взглядом вгрызся в ее тело.
– Ты еще здесь? – дыхание тоже сбилось, ртом глотает воздух.
– А где мне быть? – делаю губительные шаги в ее сторону. Пинаю какую-то полупустую коробку, руками откидываю бутылки. И не знал, что во мне столько силы.
– Выйди! Слышишь?