Любовники - стр. 45
– Не надо, Тая. Пожалуйста.
– Боишься не справиться? Только один поцелуй, Игнат. И все станет по-прежнему. Я все забуду, обещаю.
Вру. Не забыть. Сейчас четко это осознала.
– Последний… – умоляю.
Он наклоняется ближе и касается моих губ. Господи, совсем невесомо. Губительная и убивающая нежность. Целуемся, не спеша. И так хорошо становится от этого. Правильно. Внутри все выстраивается в верном порядке, как после шторма все возвращается на свои круги. После любого разрушения и бедствия люди отстраиваются, приводят все в надлежащий вид, будто ничего и не было.
Сердце трепыхается птенцом, крылышками машет отчаянно.
Руками хватаюсь за его плечи, удерживаю, цепляюсь. И ближе тянусь, слиться хочу, внутрь попасть. Чувствую себя настолько опьяненной, даже теряю полностью координацию. Комната плывет, а пол рушится. Парю.
– Стоп, Тая!
А сам щеки мокрые от слез целует. Короткие поцелуи как щелчки. Щетиной царапает, проводит ею по чувствительной коже, а я молюсь, чтобы не прекращал.
– Не останавливайся, – шепчу тихо.
Мои слова оказались для него как резкий выстрел. Игнат отстраняется от меня. В глазах тучи, в них всполохи будто под артобстрелом. И страшно, и завораживает.
Оба дышим часто и глубоко. Потому что на грани.
А еще он снова зол. Выдыхает темной злостью.
– Уходи! – говорит тихо и грозно. Ослушаться – нажить себе врага.
– Прости…
– У-хо-ди!
19. Глава 19.
Игнат.
Тая уходит медленно. Противится изо всех сила. А мне, блядь, орать хочется, чтобы убегала, уносила свои прелестные ножки. На грани ведь. По такой узкой и опасной дорожке хожу - дыхание перехватывает.
Дверь закрывается неплотно, что я слышу ее шаги. Доводчик хреновый, вырву с корнями к чертям собачьим.
Сижу на полу. В руках чувствую дрожь и слабость. Колбасит не по-детски. Меня словно во льду заморозили, а потом начали долбить со всей силы. Прямо в область сердца.
Твою ж мать, больно-то как! Но главное дышать, через силу.
Я же такое разочарование испытал, когда набрал номер в тот вечер и услышал сначала в красках расписанный вечер, а следом вроде как голос Таи на заднем фоне. Руки опустились, в голове неперевариваемый кисель был. Чувствовал себя обманутым и обиженным мальчишкой, которого жестко кинули. Сукой стал считать ее последней.
А она ждала, получается. Ушла от упыря и ждала.
Встаю медленно. Все еще не могу прийти в себя. Тая лишь попросила поцеловать, а меня скрутило всего от желания. И скручивает до сих пор. Туго, с силой.
В носу щекочет ее запах. Не духов, не крема. А ее. Запах остался прежним. Дышать часто начинаю, хочу выдохнуть въевшийся аромат из рецепторов, снять с себя, даже если кожу сорвать придется.
Из связки ключей отсоединяю маленький. Открываю нижний ящик стола и перебираю листы бумаги. Там ничего особенного нет. Черновики и наброски. Ищу один важный, измятый.
Тая смотрит на меня со своего портрета. В глазах легкая хитринка, кажется, что прищуривается. Это всего лишь сырой рисунок, а в душу заглядывает своими нарисованными глазами. Смотреть сложно, а оторваться невозможно. Как часть себя отрубить.
Может, разорвать его на хрен на мелкие кусочки?
Глаза прикрываю, и словно на газ жму до упора. Педаль вдавливаю и несусь. В крови жидкая боль и обжигающее желание вернуть ее сюда, в этот кабинет. Чтобы снова просила этот последний поцелуй.