Любовники - стр. 46
– Ты какого хрена приперся? – басом говорит Влад. Он ворвался в кабинет на правах почти начальника. Еще и смеряет грозовым взглядом.
– Я у тебя должен разрешение что ли спрашивать, Владя? – дразню, выделяя его имя. Всю жизнь препираемся. – И вообще, почему не на кухне?
Прыскает и усаживается на диван. Ровно на то место, где сидела Тая. Согнать бы его к чертовой матери.
– Так что приехал-то? – не отстает. – Ледышка зашла ко мне взволнованная, перепуганная. Прикинь? Ледышка и волнуется.
Ледышка – это Вероника.
А я и сам не знаю, зачем сюда явился. Словно вело меня что-то. Сколько дней держался, надумал про какой-то график. Верил, я верил в этот бред. А когда приезжал и не видел ее, бесился. В коршуна превращался, людей только пугал.
– Документы завести, – киваю на кучу мукулатуры. Хоть что там? Напихал в папку фигни всякой и примчал. – Да и вообще, я же должен посмотреть как у вас тут все проходит?
Телефон постоянно кручу в руке, перекатываю. Дрожь не желает проходить. То ногой ритм отбиваю, то пальцами другой руки стучу по столу. Напряжение в каждой клетке. Не отпускает. Перед глазами все еще ее мокрые от слез щеки, влажные губы и мягкий голос. Твердит все одно и тоже: «последний, пожалуйста».
Ааа! Мозг вскрыть хочется и вынуть эти воспоминания, чтобы сжечь. Невыносимо больше это в себе хранить и раз за разом проживать.
– Прикинь, Ледышка вчера вечером заявилась на кухню с таким важным видом…
– Ты влюбился в нее что ль , Владя? – перебиваю, – Ледышка, Ледышка. Ее зовут Вероника. И она хороший и ценный сотрудник! С чего вообще она у тебя Ледышка, а?
Спускаю весь свой гнев на ничего не подозревающего Влада. Глаза округлил и уставился шокированно, слов связать не может.
Меня прорвало как плотину. Еще немного и реально бросаться начну. Крышу сносит ураганом под именем Таисия. Почему вообще ураганам всегда дают женские имена? Да потому что приходят, учиняют полный беспредел, жизни рубят жестко и исчезают. Только имя после себя и оставляют, ну и разруху.
– Юлька давать перестала? Злой как …
Звук бьющейся посуды бьет сильно по ушам. Скрежет громкий и противный. Осколки тарелок царапают кафель до острых мурашек на коже.
– Че? Уже посуду гости бить начали? Ты же бой в чек включил? – пытается шутить.
Резко встаю с кресла и чеканным шагом направляюсь на звук собираемой посуды. Кроме этого мерзкого звука стоит тишина, даже музыка прекратила играть. Внутри неприятно что-то разрастается. Расчесывает все своими граблями, а унять этот зуд не получается. Маюсь от этого чувства.
Тая в скрюченной позе нагнулась над этими дурацкими тарелками и собирает осколки. Руки ее так же дрожат, как и мои несколько минут назад. Сама она в таком напряжении, все мышцы видны.
Картинка перед глазами заставляет все механизмы в теле двигаться в обратном направлении. Со скрипом и безобразной болью.
Ну и кто надумал ее нести такую стопку тарелок одной? Убью гада. И злость разливается по всем венам. И на Таю в том числе. Что цепляет меня, колет своим присутствием.
Подхожу и помогаю собрать ей весь этот мусор. Самого перекручивает от ситуации этой дурной, близости ее, запаха. Твою мать, я чувствую запах ее волос, кожи, даже слез. Она бесшумно плачет. Глаза в пол опустила и боится посмотреть на меня.