Любовь и проклятие камня - стр. 25
– Уйди от моего ребенка, тварь такая!
Но красномордый не спал рядом. В ту же секунду он ударил ее под ноги, и брусок выкатился из-под чимы. В запястья тут же впились веревки. Елень взвыла от боли.
– Ах ты зараза!– взвизгнул щуплый, заметив брусок, и ударил женщину. Та, потеряв опору, даже не могла теперь уворачиваться от ударов. Ее мотало от одного к другому, где-то на заднем плане кричали дети. Палачей стало больше. И как они только вместились здесь все? Сколько же их? Пятеро? Дюжина? У некоторых даже палки в руках. Перед глазами плавал какой-то туман, а потом она вдруг перестала что-либо ощущать. Только карусель продолжала крутиться.
Очередная порция ледяной воды привела ее в чувство. Кое-как, превозмогая боль, она разлепила ресницы и посмотрела на озадаченные морды своих мучителей. Их опять было двое, а куда остальные подевались?
– Мама! Мама!!! – прорвался сквозь вату в ушах крик Сонъи. Елень посмотрела на нее, хотела что-то сказать, но не смогла. Челюсти свело – не разжать. А голова была тяжелая-претяжелая – не поднять.
– Мама! – отчаянный крик маленького Хванге.
– Да жива ваша мать, – пробормотал щуплый, запустил пальцы в ее волосы и оттянул назад, стараясь заглянуть в глаза своей жертве, – живучая тварь.
– Слышь, не померла бы, – промямлил рядом красномордый, – а то того и гляди, как бы самим башки не лишиться из-за какой-то бабы.
– Трусишь? – хмыкнул пренебрежительно его товарищ.
– А ты сможешь тягаться с сыном министра финансов? – парировал тот.
Щуплый оглядел свою жертву, которая сама даже не могла стоять на ногах, перевел взгляд на перепуганных детей и сплюнул на пол.
– Ладно, на сегодня все, – согласился он, – завтра будем вновь песни слушать. Отдыхай пока.
С этими словами он похлопал Елень по щеке и поплелся из конюшни. За ним ушел и красномордый, прихватив факел. Сонъи бросилась к матери. Та сама стоять не могла, ноги не выдерживали тяжести тела. Она и не знала, что ее тело такое тяжелое. Когда Шиу брал ее на руки, всегда говорил, что она легче пуха.
«Врал безбожно», – лениво скользнуло в голове.
Дочь подлезла, попыталась обнять, но Елень лишь застонала.
Хванге рыскал впотьмах в поисках ножа. Нашел, обрадовался. Как обезьяна забрался наверх, прошлепал босыми ногами по балке, на которой висела его мать, и принялся резать веревки.
– Хванге! – зашипела сестра. – Хванге, не смей!
Но мальчик словно не слышал. Он кромсал ржавым лезвием толстую бечёвку, сжав зубы от напряжения.
– Хванге, перестань! – чуть громче приказала Сонъи.
– Она не выдержит еще день так! – зашипел на непонятливую сестрицу мальчишка, не выпуская нож.
– Они накажут ее! Они накажут ее за это! Перестань! Они ведь убью ее! – закричала сестра, заплакав навзрыд.
Мальчонка замер. Сбежать они не смогут, мама даже на ногах не стоит. Если эти шакалы найдут ее завтра без пут… а если, и правда, убьют?
Он нехотя спрыгнул с балки к сестре. Мама кое-как подняла голову, посмотрела на них и улыбнулась одними глазами.
– Ложитесь… в солому… холодно, – проговорила она. И тогда Сонъи подошла и обняла мать с одной стороны, а Хванге прижался с другой.
– Мама, так вам теплее будет, – прошептала девочка.
– Идите, – повторила Елень.
– Поспите, хоть немного поспите, – проговорила, закрыв глаза дочь.
– Я покараулю, мама, – тихо сказал Хванге, – мы успеем уйти, когда они придут.