Ля, ты крыса! - стр. 5
– Так! Стоп! А почему написано «сердечный приступ»?
– Так родня твоя… – Никитос выпустил в воздух дымное колечко и довольно улыбнулся, когда оно вышло ровным. – Мамка твоя заходила и «вежливо попросила» – с намёком акцентировал он, – изменить причину смерти. – И он тут же встревоженно добавил: – Её денег тоже не верну!
Я усмехнулся: «тоже». Будь Никитос реальным вором, долго бы он со своим языком на воле не продержался. А мертвецам земные блага уже не пригодятся, тут он прав. Логика простая.
Но не это волновало меня больше всего.
– А зачем вообще понадобилось менять причину смерти?
– Ты чего? Это ж позор вечный, не отмоешься потом. Самоубийство главы рода это тебе не хухры-мухры!
– Главы рода? Что ты несёшь?!
Сколько Артемию? Восемнадцать? Куда ему род возглавлять?! Он, вон, своё тело возглавить толком не смог.
– Она так сказала, – ответил Никитос, пожимая плечами. – Говорила вроде, что и отец твой недавно умер. Хочешь, поищу про него инфу?
Он махнул рукой на стоящий на столе ноутбук, и я согласно кивнул.
– Давай.
Про Артемия я, сколько смог, узнал, не лишним будет узнать и о его, а теперь уже о моей, семье.
– Ну вот, – сказал Никитос, забив в поиск имя и фамилию – благо, моё отчество было нам известно. – Вениамин Валерьянович Крысов. Умер три дня назад. Тело кремировали. – Он присвистнул и бешено замахал руками, показывая меня подойти. – О, Тём, слушай прикол! Он тоже от сердечного приступа скопытился.
– Да-да, – закивал я, слезая с каталки и хромая к аспиранту. – Знаю я, откуда такие диагнозы в ваших свидетельствах берутся.
– Думаешь, он тоже того… С моста? – спросил Никитос и задумался, задрав голову вверх и устремив взгляд к потолку. – Интересно, а он тот же мост выбрал или с другого сиганул?
Я подошёл к столу и взглянул на экран ноутбука. Так и есть: «сердечный приступ». И как теперь узнать правду?
– Слушай, а реальных документов не остаётся? Ну, чтобы узнать, как на самом деле человек умер?
– Не-а, только эти, – ответил Ник. – А чё?
Объяснить, почему меня это так заинтересовало, я не мог даже себе. Но настолько неестественные совпадения вызывали во мне буквально подкожный зуд. Три дня назад умер отец моего носителя. Сегодня – он сам. И оба от «сердечного приступа», который, как сказал Никитос, обычное дело, когда просят подделать причину смерти.
Нутром чуял, что, раз уж мне предстоит здесь жить, с такими странностями следует разобраться в первую очередь.
– А хоть как-то это узнать можно? – не сдавался я, игнорируя вопрос Никитоса.
– Ну-у, – протянул тот, доставая из кармана очередную самокрутку. – Если только спросить у того, кто в ту ночь дежурил.
– Сможешь сделать?
– Э-э! Э-э-э! Что началось-то?! Так хорошо сидели.
– Узнаешь – будешь молодец, – предложил я Никитосу, выхватывая из его пальцев самокрутку.
– А не узнаю? – спросил он, провожая грустным взглядом сигарету: это была его последняя.
– А не узнаешь, я твоему начальству расскажу, что ты куришь и пьёшь на рабочем месте. – Ухмыльнулся, глядя на вытянувшуюся мордашку Никитоса, и добил: – А ещё скажу, что ты бланки просто так испортил. Чтобы тупо поржать. – Похлопал ошарашенного Никитоса по плечу и доверительно пообещал: – Про пропажу ценностей из моих карманов, так и быть, промолчу.
– Ля, ты кры-ыса, Тёмыч! – протянул Никитос, недовольно морщась. – Как я тебе это узнаю-то?