Ля, ты крыса! - стр. 2
«А я как раз собирался…» – мысленно ответил я и стал слушать, как паренёк унёсся в другую комнату, а затем мигом вернулся.
– Нашёл! – радостно оповестил он меня, подскочил ближе, и я заметил на нём стетоскоп.
С серьёзным выражением лица парень приложил головку стетоскопа к моей груди и прислушался.
– Бьётся, – шёпотом сказал он, выпрямился и выдал мне новый диагноз: – Ты не зомбак!
«И на том спасибо», – хотел сказать я, но горло не справилось с этой простенькой задачей. Из него раздался хрип.
– Водички? – заботливо поинтересовался парень.
Я прикрыл глаза вместо кивка.
Парень принёс стакан воды и, приподнимая на каталке непослушное тело, чтобы я не захлебнулся, помог попить. Мне стало заметно лучше: даже «спасибо» смог прошепелявить, не морщась от нечеловеческих усилий.
– Врачей позвать?
– Не, – прохрипел я, отказываясь.
Мне бы сначала понять, где я и что произошло, а потом можно будет и перед консилиумом представать. Мало ли, может я и правда воскрес. Мир ахнет, а мне потом до конца жизни куковать в какой-нибудь тайной лаборатории в качестве подопытной крыски. Нет уж, спасибо! Нам и без этого несладко живётся.
– Как хочешь, – отозвался парень. – Тогда давай я тебя хоть осмотрю. Меня, кстати, Никитосом звать. Аспирант я. – Он обвёл помещение широким взглядом. – Аспирантирую тут потихоньку. Практика у меня.
Я попытался поднять руку, чтобы поздороваться, но не смог. Никитос, глядя на это, снова гоготнул, взял меня за руку сам и пожал.
– Будем знакомы, Тёмыч!
2. 2. Лабораторная крыса
Несколько следующих часов мне пришлось ждать, пока тело придёт в норму хотя бы до того состояния, чтобы я мог подняться на ноги без чьей-либо помощи.
Никитос, а если официально, то Никита Павлов, осмотрел меня и заявил, что тело возвращается к жизни: восстанавливаетсяся тонус мышц и нормализуется сердцебиение.
– Вообще в первый раз такое вижу, – заявил Никитос. – Ты воскрес!
Он сидел напротив меня на вертящемся офисном стуле и посасывал самокрутку, от которой шёл легко узнаваемый запах травки.
– Угу, – буркнул я, стуча зубами от холода.
После того, как вместе с ощущениями в тело вернулась жизнь, я никак не мог согреться. Сидел на каталке, закутавшись поверх одежды в какую-то хламиду, которую смог найти для меня Никитос, и дрожал от холода.
– Слышь, Ник, а ничего погорячее нет? – спросил я, указывая взглядом на закипающий чайник.
– Горячее кипятка? – уточнил Никитос удивлённо. Я покосился на его самокрутку, и до него дошло. – А! – воскликнул он и повторил более протяжно: – А-а-а! – И сразу же ответил: – Нет. Ничего такого нет.
– А если найду?
Никитос гоготнул с моих слов.
– Это ж больничка. Откуда тут взяться чему-то горячее кипятка? – ответил он и с интересом взглянул мне в глаза, мол, что на это ответишь.
– Так я вижу, что не притон, – спокойно сказал я. – А мне как раз в лечебных целях и надо. Чтобы согреться.
Никитос заулыбался, посмотрел в сторону шкафов с препаратами и кивнул.
– Лады! Щас чё-нибудь придумаем. – Он поднялся со стула, но тут же остановился, повернулся ко мне и строго-настрого погрозил пальцем. – Но только в лечебных целях!
– А то! – воскликнул я, состроил честную морду лица и начертил крест напротив сердца.
Что Никитос развёл в медицинском спирте, я узнавать не стал. Главное, что мне удалось согреться. От выпитого коктейля напалмом полыхнуло внутри, нахрен сжигая гортань и прожаривая внутренности до румяной корочки, и я сипло выдохнул: