Ловушки памяти - стр. 6

Неужели так и закончится моя жизнь?

– Ты ещё на что-то надеешься?

– Как ни странно, но да.

Воздуха оставалось на два вздоха. Я это знала точно и решила насладиться им, словно ценитель вин – глотком любимого коллекционного вина.

Вдохнула в первый раз. Неожиданная догадка пронзила разум.

– Постойте! Если это «необратимость», то сейчас всё точно завершится. Конец!

– Ты ошибаешься. Это – ещё не «необратимость». Кровь ещё можно остановить, если вытащить руки из горячей воды.

– Вода? При чём тут…

Да, неважно…

Я наслаждалась одной мыслью о том, что мне остался ещё глоточек воздуха. Медленно, с восторгом, предвкушая удовольствие, я расправила ноздри и втянула последний, самый сладкий, глоток.

Всё. Всё?!! И больше ничего не будет? Никогда?

Мне в ответ было молчание. Я выдохнула и поняла – это конец.

Пустота, принявшая структуру крупного, горячего песка, засыпала меня сверху, и я стала медленно уходить.

Значит, так нужно.

– Ты должна бороться, – сказали мне издалека. – Ты не такая, какой себя считаешь. Ты обретёшь правду. Просто прими решение. Только знай: если захочешь умереть сейчас, то выберешь самый простой и безболезненный путь.

Долго думать не было возможности, потому что я давно не дышала, и тело медленно, но непреклонно коченело.

– Убедили! – прохрипела я. – Верните меня к жизни! Я должна всё понять сама.

– Значит, мы скоро встретимся.

– А можно как-нибудь без вас обойтись?

– Увы, нет. Пришло наше время, а значит, мы должны участвовать.

Голоса стали постепенно смешиваться с моим беспорядочно громким сердцебиением и, наконец, вовсе исчезли.

Какое-то время я ещё прислушивалась, но вскоре, почувствовав благодатное тепло, разливающееся по венам, поняла – они ушли. Песок тоже отступил, запах сырости и тлена пропал, и глаза открылись сами собой. Я быстро зажала рот обеими руками, но крик, вырвавшийся из моей груди, был оглушительным.

Я часто встречала этот приём в художественной литературе. У Гоголя, например. Или в кино. Герой попадает в кошмар, буквально парализующий его, лишающий воли, но потом просыпается, весь в холодном поту, у себя в кровати. Он судорожно отирает лоб подолом ночной рубашки и радостно думает: «Уф, пронесло! Это был всего лишь сон!»

После того, что случилось со мной, я ожидала себя увидеть как минимум в кресле, в котором уснула. Или не уснула, а дремала. Но все было очень и очень странно: я лежала в ванне, наполненной тёплой, отчего-то красной водой.

Когда же ты, Мила, успела раздеться, набрать целую ванну воды и улечься в неё? И почему вода такого странного цвета? Это что, марганцовка?

Я отняла руки от своего лица и уставилась на них. Увиденное чуть было не спровоцировало новый крик, но на этот раз я сдержалась. Вены на обоих запястьях были вскрыты, и кровь быстрыми струйками стекала вниз, исчезая в толще воды. Так вот почему вода красная! Это моя кровь!

Я мигом выпрыгнула из ванной и рванула к стеклянному шкафчику, где хранила ватные палочки, зелёнку, йод. В тщетной попытке отыскать бинт, желательно стерильный, я перевернула всё содержимое полок, роняя на пол коробки с ушными палочками, запасённые мною лет на пять вперёд, дезодоранты, упаковки зубочисток и другой гигиенический хлам.

Наконец, убедившись, что бинта нет, я цапнула пачку ватных дисков и, выхватив оттуда сразу несколько штук, принялась останавливать кровь на левой руке. Вся беда была в том, что у меня началась лёгкая истерика, и я не понимала, как поступить со второй рукой. Оттуда тоже текла кровь. Впрочем, успокоившись немного, я приложила к ранам ватный диск. Тот очень быстро пропитался кровью, и его пришлось заменить. Повторив эту процедуру раз пять или шесть, я с удовлетворением обнаружила, что вата окрашивается в алый цвет уже значительно меньше.