Лишний - стр. 8
Из-под Лёшкиных пальцев по идеально белому пластику окна потянулись тонкие чёрные трещины. Они стремительно расползались, перебираясь на шторы, стены, потолок и пол. Промокший ковёр на полу обветшал на глазах, расползаясь на дряхлые пыльные клочки. Обои на стенах облезли и просалились, местами свисая ободранными кусками. Люстра почернела, плафоны трескались и покрывались пылью, оголённые провода, искрясь, свисли вниз. С потолка осыпалась штукатурка, а пол на глазах дряхлел, оголяя ветхие доски, которых здесь никогда не было.
Лёшка рванул к двери, ухватившись за ручку, которая оказалась старой, местами отколотой, и толкнул от себя. Дверь со скрипом распахнулась, слетела с петель и, упав на пол, рассыпалась в пыль у ног Алексея. Запустенье. Вот оно! Но этого не может быть! Лёшка, задыхаясь и кашляя от поглотившей комнату пыли, помчался на кухню, но разруха не отставала, захватывая и уничтожая всё вокруг Лёшки. Он бежал к выходу. Потолок в коридоре с грохотом обвалился на пол в метре от Лёшки, заставив его отскочить, закрыться руками. Кашляя и отряхиваясь, Лёшка пробивался к выходу. Там лестница. Там выход. Там люди. Добрался до входной двери, дёргал ключ изо всех сил, пытаясь провернуть – не получалось. Замочная скважина за пару минут проржавела насквозь, намертво зажав ключ.
– Давай же! Давай! – кричал Лёшка, дёргая дверную ручку во все стороны. Сердце бешено колотилось, дыхание срывалось, а в груди горело огнём. Разруха добралась и до него: одежда покрывалась сетью мелких чёрных трещин. Он со злостью ударил кулаком в дверь и закричал:
– Ты права была, Анька! Прости! Ты была права!
Дверь сорвалась с петель и с грохотом вылетела на лестничную площадку. Лёшка, не мешкая ни секунды, бросился к лестнице, лишь в последнюю секунду вспомнив слова Ани: «Твоё время на исходе. Умрёшь на одной из своих жутких бесконечных лестниц в Запустенье».
Лестница. Лешка попытался остановиться перед первой ступенькой, ведущей вниз, но не смог и стремительно соскользнул вниз, успев лишь уцепиться за потёртые перила: облезлая краска, ржавчина, грязь. Только у них в подъезде перила в идеальном состоянии. Были. Лёшка оглянулся: обшарпанные стены, краска на которых скручивается, как бумага от огня, осыпаясь красными липкими чешуйками вниз. Лестничные ограждения знакомо дрогнули, громко скрипнув в оглушительной тишине пустоты, и Лёшка отшатнулся на ступени. Послышался треск, грохот и часть лестничного пролёта под ногами Лёши рухнул вниз, увлекая его в темноту, в сырость, в страх. Алексей попытался зацепиться за остатки перил, но те оказались холодными, липкими и мерзкими на ощупь. Лёшка всё цеплялся и цеплялся, болтаясь над бездной, пытаясь выбраться, пытаясь спастись.
«Мне жаль тебя», неслись в голове последние слова незнакомой девчонки. «Никто не поможет». А ведь и в самом деле никто. Вся его жизнь – одиночество. И смерть такая же. Как глупо. Он не кричал, и помощи не просил. И зачем теперь уже. Сам ведь только что отказался. Да и не у кого. Он ведь и в самом деле предчувствовал что-то плохое, что-то страшное, что-то с лестницами. Только верить не хотел. Всё ещё продолжал цепляться за перила, за жизнь, всё ещё не верил. Вот только руки больше не слушались, и пальцы онемели, соскользнули, и Лёшку утянуло в темноту, в пустоту.