Лишь одна музыка - стр. 27
Единственное, что остается неизменным, – мое субботнее плавание. Если пропущу его, я потеряю последнюю опору.
Сегодня, однако, есть изменения – «Водяных змей» снимает телевидение. Все мы очень стараемся выглядеть флегматично.
Не так холодно, как могло бы быть ноябрьским утром, но программу покажут ближе к Рождеству, так что будет казаться холоднее. Три симпатичные девушки, нанятые студией, представляют действо. Они стоят на длинной платформе для прыжков в воду, дрожа в своих купальниках, нарочито повизгивая. Фил и Дейв одобрительно присвистывают, но их затыкают телеоператоры. «О-о-о, – говорит одна из девушек, – мы вернемся после перерыва, совершенное безумие в этом участвовать, но…» Камера переходит к лебедям и гусям, плавающим по озеру и прогуливающимся по берегу. Местное Лидо выглядит на удивление прибранным. Оказывается, Фил смел птичий помет, горы птичьего помета, в воду. «Ну а куда еще?» – говорит он, пожимая плечами.
Появляется ретривер и плывет вместе с хозяином. Кадр не получился. Вымокшую собаку и замерзшего хозяина отправляют обратно в воду.
Потом начинается наше соревнование. Джайлс распределяет, кто за кем плывет, по нашим предыдущим результатам. Мы выходим на платформу и прыгаем, самые медленные сначала, потом остальные один за другим, в то время как с берега выкрикивают секунды. Энди, молодой студент-адвокат, прыгает последним. Фора остальных настолько велика, что не оставляет ему шансов на выигрыш.
Каждый, вылезая, дрожит, но держится с достоинством. В клубную раздевалку операторов не пускают:
– Вам сюда нельзя, это не для посторонних.
– Что, Фил, ты чего-то стыдишься? – спрашивает Дейв. – Пусть девчонки войдут. И телевизионщики.
Энди, вдруг забеспокоившись, надевает рубашку и оттягивает ее вниз, прежде чем снять плавки.
– Анекдот про монашек! Анекдот про монашек! – кричит Гордон. – Тихо. Попали в чистилище четыре монашки после смерти, и…
– Заткнись, Гордон. Наш клуб считался вполне приличным, – смеется кто-то.
– Это было до меня, – гордо заявляет Гордон.
Свистит чайник. Пока Фил заваривает чай, мрачный Бен вовлекает меня в разговор. Перед тем как уйти на пенсию, Бен был инспектором по мясным продуктам.
– Я на диете. Ем груши, – драматично говорит он. – Груши. И вода.
– Какая странная диета, – говорю я.
– Шесть фунтов груш.
– Почему?
Я недоумеваю, но не спрашиваю, дневная это квота или недельная и все ли это, что ему разрешено есть.
– Простата.
– О, – бормочу я с сочувствием, не понимая, но и не желая знать подробности. – А, вот чай. Давай я тебе принесу кружку.
Ретривер лает и попрошайничает. Фил окунает овсяное печенье в свой чай и дает половину собаке.
Одевшись, я прощаюсь со всеми.
– Будь, Майк.
– Через неделю увидимся.
– Веди себя хорошо, приятель.
Три лебедя летят низко над водой и над землей. На дальнем берегу группа всадников идет рысью, их шлемы и нагрудники блестят на солнце. На мосту слева от меня движение то останавливается, то продолжается. Телевизионщики стоят на платформе, но трех гламурных девиц не видно.
Я иду обратно под мостом, вдоль озера. Рядом с Бейсуотер-роуд я останавливаюсь попить воды. Фонтанчик увенчан маленькой бронзовой скульптурой двух медведей, обнимающихся в дружеской игре. Неожиданно для себя я улыбаюсь. Попив, благодарно глажу их по головам и возвращаюсь домой.