Летучий Корабль - стр. 4
(Смех в зале)
Ведь в жизни мы только и делаем, что гоняем туда-сюда эту запятую, как неприкаянную. Совершая то один, то другой моральный выбор, расцвечивая свой кристально чистый внутренний мир то Тёмными, то самыми радужными красками и полутонами. Пытаясь судорожно прояснить для себя одну и ту же, на первый взгляд, ситуацию. Или же, в силу сложившихся обстоятельств, вновь затемняя её для себя и обезличивая. Совершаем эту (бытовую, на первый взгляд) магию. Ни секунды над этим не задумываясь. И чем менее мы над этим задумываемся, тем охотнее мы отдаем это на откуп тем, кто делает это вместо нас самих. Лишь недоумевая от того, почему наш внутренний, а вслед за ним и наш жизненный мир стал столь примитивен и неоправданно жесток? Полу- (или все-таки?) добровольно поливая цветок своей души ядовито-чёрными красками. В отличии от того фантастически прекрасного и чистого мира, в котором мы все до единого жили когда-то в детстве. С радостью принимая всё как есть. «В котором я уже давно опять живу, после Пробуждения, – улыбнулся Ганеша. – В мире Тотального Принятия. И не просто пассивно жду тут всех желающих, но и, задрав высоко над головой свой хобот, трублю громогласно: «Сбор!»
Настало время Пробуждения. От спячки:
– Так быть, или уже – не быть? – спрашивал Ганеша в нерешительности.
– И если быть, то – с кем? – подхватывал Банан его инициативу. И передавая пас… в неизвестном направлении.
Потому что Аполлон даже не удостаивал их вниманием. Так как Платон устами Сократа и других своих не менее популярных литературных персонажей уже давным-давно в различных, но единых, по сути, вариантах дал ему ответ на этот наивный вопрос: Не жениться. Никогда. И ни под каким соусом. В котором тебя же и замаринуют.
Под тем предлогом, что это нормально. Для нормальной жизни. А не для правильной. Которую ты должен для себя сперва открыть, понять, принять и противопоставить норме.
Но ровно до тех пор, пока ты не заставишь и их это понять. И стать такими же. Как ты. Чтобы бесы смогли сражаться с тобой на равных! Один на один. А не набрасываться на тебя всем стадом. Выдвигая от себя небольшую поисково-карательную группу. Под тем предлогом, что ты подрываешь основы их цивилизации. Как на Демосфена, Цицерона и других величайших ораторов. Скорее по привычке, чем по сути, видя в тебе организатора возможной контрэлиты.
Причем, если на тебя набрасываются чтобы растерзать представители других народов, ты чуть ли не автоматически становишься национальным героем. И тебе потом начинают ставить памятники. Восхваляя при каждом удобном случае. Чтобы унизить тех, кто тебя растерзал. Ты становишься совестью нации!
Если же на тебя набрасываются представители собственного народа, то ты автоматически становишься святым. Вне зависимости от того, заслуживаешь ты этого или нет. И с каждым поколением число твоих поклонников только растёт. Ты становишься голосом совести всего мира!
Чтобы твоих обидчиков в этом обвинить.
Аполлон, как теоретик, прекрасно это осознавал. И хотел лишь помочь людям, не взирая на них самих. Независимо от того, чем это для него самого могло окончится. Ведь главным для него, как для сугубо ментального существа, всегда был его литературный труд. И он находил оба эти варианта неплохой рекламной акцией для продвижения своих книг. А для себя он и так, в любом случае, ничего не терял, так как давно махнул на Банана рукой.