Летучий Корабль - стр. 6
О, как была права Ахматова, называя Анненского «отцом русской поэзии серебряного века»! Которым он становился на несколько долгих дней для любой начинающей поэтессы. Вдохновляя их на подлинно прекрасное! Обучая всех «тех, которые уж лотоса вкусили» буквально парить над своим источником вдохновения столь же трепетно, как «мягко плавала пчела»5 той, что стала для нас воплощением совершенства! Если верить дочери Цветаевой.6
Хотя Аполлон ещё до армии проштудировал всё творчество Ахматовой и долго не мог понять: в чем же именно оно заключается? О чём намекала нам, с места событий, дочь её подруги?
Поняв это только после армии. За что Электра была ему очень благодарна.
Хотя, Электра воспринимала это как данность. Пока Аполлон читал ей вслух свои стихи, обучая глубокому чувству ритма. И побуждая относится к поэзии со всей душой. Столь же возвышенно, трепетно и нежно, какой была в жизни сама Ахматова. О, прима! О, мадонна!
Электра, естественно. Ахматову он не застал. Поэтому, кто его знает? И не наврала ли о ней дочь её главной конкурентки на литературном фронте? С неё станется. Ведь она так и не смогла написать ни строчки. Да и ни всё ли равно? Наслаждаться надо тем, что есть. Жадно пожирая прекрасное!
Ганеша спросил мать, для чего она пригласила Гармонию? Но та лишь ответила, мол, что было, то прошло. А они же, как-никак, работали раньше в одном саду детей. Она – воспитателем, а Гармония – методистом. Но потом судьба разметала их по городу. И теперь, мол, бояться нечего.
Но ближе к кульминации празднования его отчим Кронос подвыпил и принялся, навыказ, ухаживать за приглашенной дамой, чуть ли не разбиваясь прямо за столом в лепешку, предугадывая малейшие её желания. Прозревая в ней даму своего сердца. То отодвигал ей стул, красноречиво на неё глядя восторженными глазами, то пододвигал обратно. То наливал ей вина, расхваливая при этом его вкусовые качества. Подчеркивая то, что данный сорт винограда рос прямо у него в посёлке. И он с детства всегда любил именно его, различая уже тогда по вкусу от остальных сортов, где бы он его по всему их красному от вина из этого винограда краю ни встречал чтобы дарить друзьям. И начинал их сорт за сортом с наслаждением описывать. Поясняя, чем именно белые сорта винограда отличаются друг от друга по вкусовым нюансам. Столь же интеллигентные, как у неё, «пальчиковые» – от более крупных и округлых, как у Парвати, а розовые – от тёмно красных. И пытался поцеловать ей руку, ощутив губами сладость её «пальчиков». Описывая и те сорта вина, которые ему уже немногим позже, как он подрос, удавалось попробовать. Подробно указывая то, где именно и при каких забавных после этого обстоятельствах. И протягивал ей бокал, держа его в воздухе ровно до тех пор, пока Гармония не брала его из его руки. Незаметно её касаясь. Постоянно гоняя Парвати на кухню, чтобы подложить ещё что-нибудь эдакого в тарелку «столь дорогой гостьи».
– И сыра ещё порежь! – крикнул он ей в спину. – Им вино хорошо закусывать.
Короче, напился. И его понесло. На всех парусах!
А когда Гармония решила уже отчалить, подавал ей верхнюю одежду, держа её лёгкое весеннее пальто одними кончиками пальцев. Рассыпаясь по полу шумным бисером комплиментов. Словно внезапно порванное её резким уходом ожерелье, что он столь тщательно нанизывал, улыбка за улыбкой, на связующую их радужную нить общения. Которую она столь вероломно обрывала, убегая от него во тьму. Пеняя ему на то, что Левкопея с детства не выносит оставаться одна: в тёмных кошмарах ночного города. И всё пытался обуть ей сапоги. Чуть ни вырвав ей металлическую молнию от излишнего усердия. Всячески выказывая ей своё расположение расширенными от восторга и собачьей преданности глазами.