Лесниковы байки. «Пышонькина куколка» - стр. 26
Но тут в Савельевой памяти вспомнился тот день, когда показал ему старший у старателей, Семён Кузьмовин, тот самый серебряный самородок, да рассказал, будто человек, его принесший, говорил, что там есть ещё. Он знает, покажет дорогу, если ему пообещают дать мешок серебра за это, он сам его там наберёт, пусть только дозволят. Но ничего больше ни рассказать, ни показать не успел – помер от внезапно взявшей его лихорадки. Значит есть такое место, а может и не одно…
Савелий вернулся в избушку и чуть не подпрыгнул – на лавке у окна сидел мальчишка лет десяти, светловолосый, зеленоглазый. На столе лежал узелок, мальчишка глядел на обомлевшего Савелия смеющимися глазами и болтал ногами.
– Ты… ты как сюда… ты кто? – Савелий даже заикаться начал от такой неожиданности
– Да как, обычно, – пожал мальчишка плечами, – Пока ты на озеро глядел, и пришёл. Поесть тебе принёс, а ты поспешай, Наксай тебя ждать не станет, у колодца тебя ждёт.
Мальчишка оглядел избушку, увидел валяющуюся грязную рубаху, новенькие, но все в грязи Савельевы сапоги, и покачал головой, по-взрослому, с укоризной поглядел на Савелия, сказал, указав в угол сеней:
– Веник вон там возьми да подмети в избе! Рубаху в баню снеси да в корыте постирай! Нешто так можно человеку жить! Мне бы матушка все уши за такое оборвала!
Савелий вспыхнул и руками всплеснул! Да как же это, каждая мелюзга им тут станет помыкать?! Хотел было мальчишку за ухо поймать, но тот уже стоял на крыльце, смеясь в лучах осеннего солнца. Плюнул Савелий в сердцах и стал развязывать узел, есть хотелось нестерпимо, казалось, что всё нутро свело от голода.
В чистый рушник были завёрнуты горячие лепёшки, пара крутых яиц и крынка парного молока. Савелий обрадовался, ну хоть голодом не морят! Сегодня простая еда не казалась Савелию невкусной, он с удовольствием всё умял, и крошечки с рушника подобрал. Одну лепёшку оставил, спрятал за пазуху, потому что до обеда вряд ли что ему перепадёт, а он голодать не привык! После огляделся… потом подметёт, а то Наксай его обсмеёт. Тоже, придумали, ещё и прибраться тут у них самому! Вот когда образумится всё у него с прииском, да с серебром, вернётся он сюда, покажет ещё…
Наксай ждал его возле колодца, перед ним стояли два больших плетёных короба, рядом стояли ещё какие-то приспособления на длинной палке. Савелий поморщился, опять его чем-то озаботят, и так после вчерашних сил нет.
– Утро доброе, Савелий, – кивнул Наксай, – Не тужи, сегодня до обеда мы с тобой не тяжко трудиться станем. Борта пойдём проведаем, нынче снова медведь у нас тут озорует. Помешаем ему немного, сделаем кое-какие приспособы от косолапого. Короб цепляй да идём.
Савелий открыл было рот сказать, что такую простую работу Наксай и сам справит, без его помощи, а он в таком разе намерен отдохнуть, но на высокое крыльцо вышла Акчиён. Пересохло у Савелия в горле, как же она хороша… Светло-голубой сарафан, цвета утреннего неба, синие ленты в золотой косе, как её глаза… Белая рубашка вышита на груди синим шёлком, диковинный узор, и цветы как будто живые. Она улыбнулась им и махнула рукой, Савелий крякнул, поднял короб и встал рядом с Наксаем, который наливал в баклагу колодезной воды.
Шли долго, всё по лесу, корневища кедров да сосен мешали Савелию идти, он то и дело присматривался, нет ли какого пенька, или брёвнышка, чтобы напроситься посидеть. Это Наксай шёл быстро и резво, словно скользил меж кедровых стволов, ни одна ветка под его ногой не хрустнет… А Савелий, словно хромой медведь идёт, с ноги на ногу переваливается! Это хорошо ещё, что ему обуться дали мягкие чирки, иначе он бы в сапогах своих давно бы до костей ноги истёр.