Лесная обитель - стр. 56

– Я не привык тиранить своих детей, Эйлан, – продолжал между тем Бендейгид. – По правде сказать, я всегда обращался с вами слишком мягко. Если бы ты меня боялась, ты бы со мной так не говорила. Но этот брак невозможен, дочка, – нет, подожди, – приказал он. – Я еще не закончил.

– А что тут можно добавить? – воскликнула Эйлан, поморщившись от боли: железные пальцы отца сомкнулись на ее запястье. – Ты ведь отказал ему, так?

– Я хочу, чтобы ты поняла, почему я ему отказал. – Голос Бендейгида смягчился. – Я ничего не имею против мальчика: будь он одним из наших, я бы охотно отдал тебя ему в жены. Но масло с водой не соединить, равно как и свинец с серебром, и римлянина с бритткой.

– Он только наполовину римлянин, – запротестовала девушка. – Его мать была из племени силуров. Пока он гостил здесь, все принимали его за бритта.

Ее отец покачал головой.

– Тем хуже. Он – ублюдок, рожденный в браке, законность которого я не признаю, – и в жилах его течет кровь предателей, ведь силуры были предателями еще до того, как из-за моря пришли римляне: они угоняли наш скот и браконьерствовали в наших охотничьих угодьях. Это не просто сумасбродство, это чистой воды безумие – выдать тебя замуж за сына наших исконных врагов. Я даже поговорил об этом с Арданосом, и хотя он уверяет, что такой брак стал бы залогом мира, как будто ты – дочь одной из наших королев, а он – сын цезаря, я-то знаю, что тому не бывать.

Глаза девушки расширились при мысли о том, что за нее вступился сам архидруид – вот уж от кого она ничего подобного не ждала! А Бендейгид между тем продолжал:

– Судя по тону его письма, Мацеллию Северу все это нравится ничуть не больше, чем мне. От такого брака ничего хорошего ждать не приходится: вы оба будете разрываться надвое между преданностью своим и чужим. Если Гай готов ради тебя отречься от Рима – мне такой родич не нужен. Но если он останется верен империи, тогда от тебя отрекутся твои же соплеменники, а я не хочу для тебя такой участи.

– Ради него я вынесу все что угодно, – прошептала Эйлан, не поднимая глаз.

– Да-да, в безумии своем ты согласна на все, – неумолимо произнес отец. – Юность всегда готова бросить вызов целому свету. Но наша кровь – не кровь предателей, Эйлан. За каждое мгновение, что ты проведешь в его объятиях, предавая свою родню, ты расплатишься невыносимой болью: вóроны втайне исклюют твое сердце. – Голос его смягчился. – Более того, не ты одна, но все твои близкие вынуждены будут рвать одну связь за другой.

Эйлан, ты вот что должна понять: я не держу зла на Гавена, он был гостем в моем доме, и я погрешил бы против истины, заявив, что юноша меня обманул, – ведь никто не спросил его о настоящем имени. Если я и питаю к нему недобрые чувства, так только за то, что он тайком настроил тебя против твоей родни.

– Он вел себя благородно и порядочно и со мною, и с тобой, – еле слышно отвечала Эйлан.

– Я разве спорю? – откликнулся Бендейгид. – Но тот, кто задал вопрос, должен смириться с ответом. У меня честь по чести попросили твоей руки; я ответил честь по чести и прямодушно. И хватит об этом.

– Человек менее благородный поступил бы со мною так, что ты был бы только рад от меня избавиться, – сдавленным голосом произнесла девушка.

Лицо друида потемнело от гнева. Впервые на своей памяти девушка всерьез испугалась отца. Бендейгид рванул дочь к себе и ударил ее по губам – хотя и не сильно.