Лесная обитель - стр. 55

– Заставь дурака богу молиться, он и лоб разобьет. Я могу послать гонца к Бендейгиду. Но когда он тебе откажет, чтоб я больше ни слова об этом не слышал. Я сразу же напишу Лицинию – и ты женишься еще до конца года.

«А ведь когда-то отцы были вольны в жизни и смерти даже взрослых сыновей – как не пожалеть о таких временах!» – подумал про себя Мацеллий. Этот закон по-прежнему записан в книгах – да что толку-то? За последние несколько сотен лет ни один отец не воспользовался официально своим правом, и Мацеллий, понятное дело, первым не станет – он слишком хорошо себя знал. Ну да ему и не придется. Пусть удар нанесет отец Эйлан – он справится куда лучше.

После отъезда Гая яркое солнце Белтайна спряталось в тучах; небеса плакали день и ночь, словно лето вообще раздумало приходить. Эйлан бродила по дому словно привидение. Дни шли; от Гая вестей не было. Отправляясь в Лесную обитель, Диэда пожурила девушку: мол, зря она не отдалась Гаю. Может, тогда Гай не позабыл бы о ней? Или, напротив, сразу выбросил бы ее из головы?

В конце концов, великие праздники колеса года существуют в некоем собственном времени. Та ночь, когда они с Гаем сидели рядом и любовались кострами, – она как сон о потустороннем мире. В такое время открываются двери между мирами и все кажется возможным – даже брак между дочерью друида и римским офицером. Но теперь, среди привычной обстановки и звуков отчего дома, девушка засомневалась в себе, в своей любви и больше всего в Гавене – или Гае… наверное, теперь ей следует называть его так.

А хуже всего – никто словно бы не замечал ее горя. Майри решила вернуться в собственный дом и ждать там возвращения мужа, а Реис хлопотала по хозяйству от зари дотемна – с приходом лета работы заметно поприбавилось. Эйлан могла бы довериться Диэде, но та уже ушла в Лесную обитель, где, должно быть, изо всех сил пытается справиться с собственной сердечной болью и сожалениями. Небеса плакали, сердце Эйлан плакало вместе с ними, и всем было все равно.

Наконец настал день, когда девушку позвали к отцу. Бендейгид сидел у остывшего очага в пиршественном зале – хотя хмурое небо и заволокли тучи, погода стояла теплая и нужды разводить огонь не было. В лице друида читалось негодование – и одновременно веселое изумление, что отчасти смягчало его обычную суровость.

– Эйлан, – мягко проговорил он, – я подумал, что тебе следует об этом знать: у меня просили твоей руки.

«Гай! – сразу подумала она. – Как я смела в нем усомниться?»

– Но, разумеется, на это предложение я согласием ответить не могу. Много ли ты знаешь о юноше, который называл себя Гавеном?

– Что ты имеешь в виду? – Отец наверняка слышал, как неистово бьется ее сердце.

– Он назвал тебе свое настоящее имя? Сказал, что его отец – Мацеллий Север, префект лагеря в Деве?

Теперь за внешней мягкостью Бендейгида угадывался гнев. Пытаясь сдержать дрожь, девушка кивнула.

– Что ж, по крайней мере, он тебя не обманывал. – Отец вздохнул. – Но выбрось его из головы, дочка. Ты еще не достигла брачного возраста…

Эйлан протестующе вскинула голову. И как это ей не приходило на ум, что скорее ее собственный отец воспротивится такому браку, нежели Гай откажется от своей любви!

– Я подожду, – прошептала девушка, не смея поглядеть отцу в глаза.