Лесная обитель - стр. 51
– То есть меня отдадут под суд за то, что я на пару дней опоздал из отпуска из-за раны? – Вид у юноши был настолько расстроенный, что Мацеллий поспешил его успокоить.
– Нет-нет, я не это имел в виду. Я хотел сказать, не хочешь ли ты перейти в мой штат? Мне нужен помощник; я переговорил с наместником, когда он заезжал в Деву по пути на север, и он согласился в порядке исключения разрешить тебе служить под моим началом. У меня тут сложились обширные деловые связи: пора мне тебя познакомить с этими людьми. Провинция растет, Гай. Умный энергичный человек далеко пойдет. Если я сумел подняться до сословия всадников, а от него только одна ступенька до нобилитета, кто знает, сколь многого достигнешь ты?
Во взгляде Гая промелькнула тревога. «В чем дело, ему больно?» – недоумевал Мацеллий. Прошла, казалось, целая вечность, прежде чем юноша ответил:
– Я никогда не понимал, отец, почему ты остался здесь, в Британии. А не удалось бы тебе возвыситься быстрее, если бы ты поехал служить куда-то еще? Империя-то велика.
– На Британии свет клином не сошелся, но она мне по душе, – проговорил Мацеллий. Лицо его посерьезнело. – Мне однажды предложили должность судебного легата в Римской Испании. Надо было мне соглашаться, хотя бы ради тебя.
– Но почему в Римской Испании, отец? Почему не в Британии? – Едва вопрос сорвался с его уст, Гай понял, что допустил ошибку. Лицо Мацеллия окаменело.
– Император Клавдий был так занят преобразованиями в Риме, начиная с сената и чеканки монет и заканчивая государственной религией, что до военных реформ у него руки так и не дошли, – объяснил Мацеллий, – а императоры, которые правили после него, по-видимому, полагали, что он, как всеми признанный покоритель Британии, знал, что делает.
– Я не понимаю, к чему ты клонишь, отец.
– Я однажды побывал в Риме, – рассказывал Мацеллий. – На тот Рим, который я с детства привык почитать, сегодня больше похож Лондиний, нежели Рим как таковой. В империи страшный беспорядок, Гай, и это не должно тебя удивлять. – Он нахмурился, а затем с внезапным раздражением обернулся к стоящему рядом рабу и потребовал:
– Принеси нам что-нибудь подкрепиться, не стой тут, открыв рот!
Когда отец с сыном остались одни, Мацеллий снова обратился к юноше.
– То, что я сейчас скажу, недвусмысленно определяется как измена; так что, когда я закончу, тотчас же забудь все услышанное, идет? Но я – офицер легиона, и на мне лежит определенная ответственность. Если какие-то преобразования однажды и случатся, то начнутся они в провинциях вроде Британии. Тит… опасный это разговор!.. Тит действует из самых лучших побуждений, но он, похоже, радеет не столько об империи, сколько о собственной популярности. Домициан, его брат, по крайней мере, человек дела, но я слыхал, честолюбия ему отпущено больше, чем терпения. Если он унаследует пурпур и станет императором, тогда сенат и римский народ утратят даже те жалкие остатки власти, которыми располагают до сих пор.
Мне бы хотелось, чтобы мой род возвысился добрым старым способом – благодаря безупречной службе и весомым достижениям из поколения в поколение, – неспешно рассуждал Мацеллий. – Ты спросил меня, почему я остался в Британии. Еще десяти лет не прошло с тех пор, как Юлий Классик попытался создать галльскую империю. Веспасиан разбил его наголову – и после того постановил, что вспомогательные войска должны служить вдали от тех мест, откуда солдаты родом, а комплектовать легионы следует из жителей разных областей империи. Вот почему мне было так трудно добыть для тебя разрешение служить в Британии, и вот почему нам было бы разумнее попытать счастья в Римской Испании или еще где-нибудь. Больше всего на свете Рим страшится, что покоренные народы взбунтуются снова…