Лесная гвардия - стр. 9
Лишь под утро Александр уснул спокойно, согревшись наконец под тяжелым пуховым одеялом. Дыхание его выровнялось, стало глубоким, а тело обмякло в настоящем долгожданном сне.
Анна же никак не могла уснуть. В темноте подвала она прислушивалась к мерному дыханию больного и изо всех сил сдерживала рыдания, которые так и рвались из ее груди. В голове не укладывалось, что все это происходит с ней, с добропорядочной гражданкой Польши, вдовой аптекаря Дашевского.
Размеренное течение жизни нарушилось с приходом в Польшу немцев. Соседи шептались: «Оккупация, гестапо, Гитлер, Вторая мировая война», но их слова отзывались у Анны лишь испуганным эхом. От политики она была далека, ее родные в Советском Союзе давно умерли, поэтому поначалу вторжение Германии на территорию Польши мало что изменило в ее жизни, разве что неприятно настораживало количество военных в серо-зеленой форме на улицах провинциального городка.
Она слышала рассказы о жестокости фашистов, об ужасах, что творятся за колючей проволокой концентрационного лагеря. И не особо этому верила. Точно так же год назад соседи шептались о дикости и зверствах советских солдат и офицеров, что расположились в военных гарнизонах в той части Польши, которая отошла к Советскому Союзу согласно пакту о ненападении. Она, коренная ленинградка, знала, что ее соотечественники бывают хмурыми, могут ввязаться в драку, но на самом деле в душе они приятные и добрые люди. На слухи тогда вдова аптекаря пожимала плечами и продолжала хлопотать о работе своих аптек, не желая спорить с местными жителями и терять клиентов. Хотя точно знала: это ложь, дурацкая выдумка, не способны русские на такие мерзкие поступки.
Вот и на новости о лагере смерти Анна отреагировала скептически, хотя и видела, как нагло ведут себя немцы, кожей чувствовала опасность, которая от них исходила. А теперь в одну ночь кошмар из соседских пересудов стал абсолютно реальным. Вот он, измученный фашистами, избитый, почти умирающий беглец из концлагеря, дышит в темноте. Она пришла в ужас, когда сняла с парня мокрую тюремную робу: на теле не было живого места – сплошь кровавые следы издевательств; ребра и позвонки торчали так, будто вот-вот распорют бледную кожу худого тела; он был больше похож на ожившего мертвеца, чем на живого человека. В тот момент ее осенило жуткое открытие, что правда – еще хуже, чем самые страшные соседские сплетни. Это не просто тюрьма для людей, концентрационный лагерь – это территория смерти, жуткой и мучительной смерти от пыток, голода и лишений. Рядом с ней и правда от рук нацистов гибнут люди – тысячи невинных заключенных лагеря смерти.
Она ни капли не испугалась окровавленного человека на своем крыльце, ей и в голову не пришло обратиться в полицию или сдать беглеца гестапо. С первой минуты его появления в ее доме, с того момента, как он открыл глаза и заговорил с ней, Александр неожиданно оказался для Анны родным и удивительно близким. Серые глаза, торчащие вихры напоминали ей одноклассника Сему, с которого она не сводила взгляд до самого выпускного класса. От полного надежды крика: «Мамочка, это я, Саша» – внутри нее в ту ночь все перевернулось. Горькое отчаяние, ужас и смятение так захлестнули ее при виде ран на худом, истерзанном теле, что Анна никак не могла взять себя в руки до сих пор. Глухие рыдания застряли в горле тугим ядовитым комом, от которого слабели ноги, из-за каждого шороха или скрипа снаружи в голове метались черные тени страха.