Лесная гвардия - стр. 19
Лежать было неудобно: тело в одном положении затекало, саднили ободранные о ветки ладони, иголки беспокоили даже через толстую подушку из травы и мха. И все-таки усталость и слабость дали о себе знать: лейтенант забылся коротким сном. В дреме на него вдруг наплыли воспоминания о том, как вот такой же еловый дух стоял в их самодельном шалаше из детских игр. От теплых моментов спало напряжение. Страшная одинокая ночь в лесу, общая могила с жуткими мертвецами, угроза близкой смерти – все стало размытым, организм просил отдыха. Саше на несколько минут стало спокойно. Рядом уже сопит надежный Василич, разговорчивый Сорока и стеснительный Игорь охраняют его сон, словно бравые воины у входа в лесной замок. «Лесная гвардия», – успел подумать Канунников перед тем, как тяжело сомкнулись его ресницы.
Проснулся Канунников от ощущения мягкой ладони на щеке. Открыл глаза и увидел, как Елизавета молча кивнула ему из входа в шалаш – «идем». Он выбрался из своего укрытия, на ходу разминая затекшие руки и ноги. Лес вокруг уже проснулся, полоска розового света на горизонте стремительно ширилась, все громче слышался птичий гомон вокруг. Лесные жители свистели, чирикали и распевались на все лады, радуясь новому дню. Людям же приходилось шептаться, то и дело они переходили на жесты, настороженно вслушиваясь в лесные звуки.
Хрупкая женщина ловко закидала шалаш ломаными ветками и бурьяном, так что уже через пару шагов тайное ночное укрытие превратилось в обычный лесной бурелом рядом со старым сосняком. Елизавета вытянулась на цыпочках, чтобы дотянуться к его уху, и негромко прошептала:
– Мы с вами дежурим на ручье, к нему ведет просека от железной дороги. Будем смотреть, чтобы немцы не ушли в глубину. Петр остается здесь, будет с сосны смотреть за всем периметром в сторону лагеря. Если что-то заметит, подаст условный знак. Вот. – Она протянула Канунникову нож. – Берегите, без него нам никак.
Он удивленно вскинул брови: «Для чего?» Елизавета только загадочно покачала головой в ответ: «Потом».
Они прошли через густые заросли, спустились вниз по крутому склону к высохшему руслу речушки, которое превратилось в неглубокое болото. Здесь Александр не сводил глаз с миниатюрных ботиночек своей спутницы, шагая след в след по тем же кочкам, что и она. Лохматые серые бугорки проседали под высоким парнем, а стоило ему переступить на другую опору, пружинисто выскакивали вверх из густой жижи. Пройдя топь, они выбрались к черному пепелищу, где густо торчали сухие обугленные стволы. Глухим голосом женщина вдруг тихо заговорила:
– Здесь мы от фашистов пытались оторваться, лес подожгли, да вышло только хуже. – Она замолчала, не сводя тяжелого взгляда с черных пеньков. С трудом продолжила: – Нас сначала много было, четыре семьи с ребятишками, кто успел из окружения выйти. По лесам вдоль железной дороги шли. Ни одежды, ни еды. Думали, сможем к своим выйти или Красная армия Гитлера из Польши погонит. Когда совсем оголодали, в деревню на разведку сунулись. Напоролись на целую роту СС. Они, как зайцев, нас по лесу гоняли, пока Петя не догадался поджог на этой полянке устроить. Огонь нас отрезал, болотом ушли. Только в дыму я свою Свету потеряла: услышала, как она меня звать начала, когда ее фашисты схватили. – Женщина вдруг повернулась к Канунникову и твердо взглянула ему в глаза. – Они ее не убили, моя дочь в концлагере, я точно знаю. Я за трое суток всю территорию вокруг пожарища обошла, могилу искала или яму с телами. Взрослых эсэсовцы повесили рядом со станцией, до сих пор там виселицы стоят, чтобы из вагонов прибывающие заключенные видели. Для устрашения. А детей забрали в лагерь. Вы, когда были в плену, не слышали о детях, что они собираются с ними делать? Для чего сохранили им жизнь?