Лесная гвардия - стр. 12

С каждым шагом он пытался выровнять частое дыхание, расслабить скрученные в тугую пружину конечности. Вот последние шаги по открытому, заросшему бурьяном полю, и можно выдохнуть, остановиться на несколько секунд за деревьями, чтобы глаза привыкли к темноте. Луна пряталась за серыми тучами, от этого Канунников никак не мог понять, в какую сторону ему двигаться. Он сделал шаг, другой, уткнулся в высокую стену кустов, слева нащупал на стволах деревьев мох и замер, пытаясь определить направление. Сейчас бы компас или фонарик! И тут же про себя усмехнулся: «И что это даст? Только выдаст рыскающим в лесу фашистам. Не знаю, где какие стороны света, вместо карты – нарисованная Агнешкой схема».

Он чувствовал себя в ночном лесу нелепо: одетый в добротное драповое пальто, в хорошо сшитом костюме зажиточного аптекаря, с кожаным саквояжем в руках. Сейчас этот городской наряд не имеет никакого значения, только цепляется за высокие кусты, тянет своей тяжестью вниз, не спасая от ночной сырости.

От злости Канунников двинулся напролом, задевая полами пальто за ветки и чертыхаясь вполголоса. Он упрямо шагал все глубже в гущу деревьев.

Вдруг его словно током ударило от тихого звука: в тишине спящего леса кто-то еле слышно стонал. Лейтенант успел разобрать родное и знакомое: «Помогите».

Канунников кинулся на голос. Стараясь удержаться от крика, он громко зашептал:

– Товарищи! Вы где? Подайте голос! Я иду на помощь!

Он метался между кустами, хватаясь за ветки деревьев. Внутри билась живым пульсом надежда: кто-то из беглецов, кроме него, смог уйти от немецкой облавы, кто-то из сбежавших выжил!

Толстобокая луна выкатилась наконец из-за черной тучки. В ее свете Александр шагнул вперед и тут же рухнул вниз, отчаянно хватаясь руками за скользкие стены ямы. Ногу пронзила боль, он дернулся от жгучего ощущения и тут же захлебнулся собственным криком, позабыв о ступне, которую разодрал торчащий из земли сухой корень.

На него смотрели мертвецы. Пустые остекленевшие глаза, застывшие скуластые лица, выгнувшиеся в неестественных позах тела, худые после нескольких месяцев, проведенных в лагере. Его товарищи, его сокамерники по блоку С, бежавшие вместе с ним, теперь лежали здесь, изрешеченные пулями. Им даже не дали упокоения после смерти, так и бросили гнить непогребенными в сыром лесном овраге. Ему показалось, что мертвые смотрят на него с укором: «Мы тоже хотели жить, мы тоже хотели спастись».

Из жуткого ощущения его вырвал тихий стон. Лежащий у отвесной стены человек еле слышно простонал:

– Помогите. Пить.

Канунников ринулся к нему, зашептал прямо в лицо, покрытое коркой засохшей крови:

– Товарищ, товарищ, это я, Александр Канунников. Я спасу вас, слышите! Помогу! Я вытащу вас отсюда!

Выживший опять застонал:

– Пить. Воды.

«Он уже вторые сутки без воды, у него обезвоживание. Нужна вода, срочно! Какой же я идиот, надо было сразу набрать фляжку у Агнешки! Река! О ней говорила Анна». – Он вспомнил: здесь рядом должна быть река из ледяных подземных ключей, которая укрыла его от лагерных овчарок.

Саша прижался губами к уху раненого:

– Держись, товарищ, держись. Я сейчас принесу воды. Сейчас. А потом наверх, из могилы, подальше от смерти. Держись!

Александр отбросил в сторону саквояж и ухватился за тот самый корень, который глубоко оцарапал ему ступню. Подтянулся, собирая на себя поток грязи, оттолкнулся ногами и вцепился во влажную траву на краю ямы. Еще рывок, еще, и вот он уже выкарабкался на поверхность. Ноги понесли его сами. Теперь Канунников продирался через заросли быстрее, различая знакомые ориентиры и понимая, куда идти. Двигаться при лунном свете было проще. А еще его вело желание помочь умирающему товарищу.