Размер шрифта
-
+

Легитимация власти, узурпаторство и самозванство в государствах Евразии. Тюрко-монгольский мир XIII – начала ХХ в. - стр. 20

, с. 165–167; Далай, 1983, с. 34; Хафизов, 2000, с. 44]).

В некоторых случаях основанием для претензий на власть в обход курултая или в ущерб уже правившему законному монарху могло стать положение фактического наследника трона. Так, например, будущие ильханы Аргун и его сын Газан выдвигались как претенденты на трон, являясь наместниками своих отцов в Хорасане: обладание этой должностью рассматривалось как признание наследником трона [Рашид ад-Дин, 1946, с. 99, 128].[26]

Вместе с тем порой статус того или иного претендента на трон повышался путем генеалогических фикций и даже фальсификаций. Так, например, в «Сборнике летописей» Рашид ад-Дин называет ильхана Абагу (деда своего покровителя Газана) старшим сыном Хулагу – основателя чингисидской династии правителей Ирана [Рашид ад-Дин, 1946, с. 19]. Соответственно, другие Чингисиды, бросавшие вызов Аргуну и Газану, характеризуются придворным историком как узурпаторы: именно в таком ключе он трактует события 1289 г., когда Аргун расправился со своим двоюродным братом Джушкабом и еще несколькими царевичами-Хулагудидами, и 1302/1303 г., когда Газан подавил выступление царевича Альафранга и казнил многих его сторонников, включая представителей духовенства [Там же, с. 122, 198–199]. Между тем, согласно сведениям ас-Сафади, египетского хрониста середины XIV в., старшим сыном Хулагу был не Абага, а Джумкур, отец вышеупомянутого Джушкаба. Соответственно, последний имел даже некоторые преимущество перед Аргуном в борьбе за власть. Что же касается претензий на власть Альафранга, то он, как и Газан, был сыном ильхана (Гайхату), и его поддерживала группировка представителей мусульманского духовенства, соперничавшая за власть и влияние с той, к которой принадлежал историк Рашид ад-Дин.[27]

В последние годы правления золотоордынского хана Узбека, по некоторым сведениям, его соправителем являлся его второй сын Джанибек. Еще при жизни Узбека, в 1340–1341 гг., появляются монеты с именем Джанибека, что, как полагают исследователи, могло свидетельствовать о фактическом признании его соправителем-наследником отца (см., напр.: [Винничек, Лебедев, 2004, с. 123; Григорьев, Григорьев, 2002, с. 42; Федоров-Давыдов, 1963, с. 186]). В 1340 г. папа римский Бенедикт XII направил три письма в Золотую Орду – хану Узбеку, ханше Тайдуле и царевичу Джанибеку, что также свидетельствует об особом статусе последнего среди сыновей Узбека и других Джучидов [Юргевич, 1863, с. 1004–1005]. Когда же Узбек умер, и его старший сын Тинибек двинулся к ханской ставке, чтобы на правах старшего предъявить права на трон, Джанибек уже настолько свыкся с мыслью о своем правлении, что даже сказал матери:

Вот теперь является брат мой, чтобы отнять у меня царство [СМИЗО, 1884, с. 263].

При помощи Тайдулы он выступил против старшего брата, не признав его ханом.

Опора на статус как основание претензий на власть в постимперский период. Считаем целесообразным отметить, что подобное основание претензий на власть использовалось не только в имперский период тюрко-монгольских государств: Чингисиды нередко опирались на него и в дальнейшем, вплоть до XVII–XVIII вв. Так, в 1661 г., после смерти монгольского правителя Дзасагту-хана Норбо, его преемником был избран его второй сын Ванчок, а не старший – Цу-Мэргэн, которого подданные не любили. Однако последний, опираясь на свое право первородства, сумел привлечь на свою сторону ряд других монгольских правителей, разгромил и убил брата и захватил ханский трон [Позднеев, 1883, с. 168–170] (см. также: [Кычанов, 1980, с. 48–49]).

Страница 20