Легенды старой Риги - стр. 7
– Ты очень добрый, Юрис. Ведь вы с женой тоже еле сводите концы с концами. Вот: возьми – это для неё. Только вот что главное запомни! Пусть ни в коем случае не смотрит в него больше, чем по пять минут в день!
Юрис даже спасибо сказать не успел, как вдруг растаяла прямо в воздухе цыганка: растаяла вместе с ребёнком и надкусанной булкой в руке…
Юрис некоторое время хлопал глазами на пустую улицу, и закрытую дверь богадельни. Но ему это быстро надоело: потому что никого он так и не увидел. И уж совсем было принял своё странное приключение за видение, мираж, если б не тряпка в руке.
Юрис тогда поставил корзинку наземь, возле своих ног, и аккуратно тряпку развернул.
И было там маленькое круглое зеркальце. В оловянной простой оправе, и как раз такое, чтоб помещаться в ладони.
Юрис тогда пожал плечами, и завернул зеркальце обратно. Дома у его жены было зеркало и побольше, и даже – покрасивей, в литой медной раме, с красивыми завитками в «цветочном» стиле – акант, как это называется.
Когда принёс корзину домой, Вия даже не встала встретить его, так ей было плохо. Юрис, конечно, подошёл, поздоровался – она ведь ещё спала, когда он уходил на рынок, чтоб успеть прикупить всего подешевле – у крестьян из близлежащих деревень, у которых чуть позже перекупали всё городские перекупщики. Не зная, что бы такого сделать ей приятного, дал он ей зеркальце, наказав, чтоб долго в него не смотрела.
И вот, пока Юрис готовил немудрёный завтрак, да заваривал кофий, услышал он голос своей супруги. И звучал этот голос вроде как пободрее:
– Юрис! Что это за зеркало такое?! Мне… Стало намного легче!
Юрис поторопился кофий с плитки снять, чтоб не убежал, залив огонь, да подбежал к постели жены.
И ведь точно: и румянец прорезался на блёклых, землистых только что, щеках, и улыбка, которой он на лице жены не видывал уж сколько лет, появилась, и дышит она почти без присвиста!.. Подивился тут Юрис, но зеркальце поспешил отобрать у супруги: отлично он помнил наставление цыганки. А ну – как опасно слишком долго любоваться на себя в это, явно волшебное, зерцало?!
Ну, позавтракали они, причём Вия даже сидела на постели – а до этого кушала уже лёжа, с трудом. И Юрис ушёл вниз, в свою мастерскую. Строго-настрого наказав супруге не вставать, лежать, набираться сил, и зеркальце больше сегодня не трогать. (На всякий случай он даже спрятал его – в прихожей, в старом сапоге.)
Заказов и клиентов у него в тот день было много, и освободился он лишь к пяти часам пополудни. Заперев мастерскую, и поднявшись к себе в спальню, он порадовался: жена сидела уже за столом, и вовсю уплетала отварной картофель с маслом.
– Как, дорогая?! Ты смогла сварить картошку?!
– Да, милый. Ты прости уж, мне вдруг так захотелось есть – и я не дождалась тебя, и не стала звать: чтоб не беспокоить. И я даже смогла развести огонь, и сварила картошки полный котелок.
Там и тебе осталось на ужин!
Юрис порадовался про себя: уж сколько лет у жены не было аппетита! И ела она – что твоя курочка: клевала буквально по крошечке… А ещё он не мог надивиться и видимым переменам, произошедшим с Вией: румянец разлился по всему лицу, а не только по щекам, взгляд стал уверенный, а не равнодушно-усталый, как раньше, да и глаза блестели! Как в те давние годы, когда они только женихались, и покорила она его сердце – как раз лучистым взглядом!.. Словом, понял Юрис, что цыганка-то…