Лавка запретных книг - стр. 21
– Отчего ты такой угрюмый? Женщина, дела?
– Не то и не другое, – ответил Митч.
– Ты хорош собой, в отличной форме, занят отличным делом – а выглядишь так, будто на тебя рухнули все беды мира.
– Скажем так, для книготорговли сейчас нелегкие времена.
– Люди меньше читают, это верно. Хозяйка моей книжной лавки все время на это жалуется, но ее торговля не страдает. Возможно, ты сам что-то делаешь не так.
– Мой магазин чувствует себя не хуже других, но беда в том, что теперь чиновники решают, что я вправе продавать.
Мадам Ательтоу похлопала его по руке, желая утешить. Его взгляд потерялся где-то между берегом и рекой, медленно струившейся перед ними.
– Я слышала про этот закон. Он совершенно абсурден, еще абсурднее количество людей, посчитавших его принятие оправданным. Но каждый год издается столько книг, что положение, наверное, не настолько серьезное, как ты его изображаешь.
– Ошибаетесь. Содержание сексуального характера, персонаж, определенно принадлежащий к ЛГБТ, язык, сочтенный оскорбительным, намек на суицид, рассуждения о расизме или ксенофобии, сомнение в религии, все, что беспокоит, шокирует или отклоняется от проповедуемой ими морали – все это попало под запрет. Половина авторов, которых открывали нам вы, мадам Ательтоу, отныне вычеркнуты из учебных программ. Сегодня у вас не было бы права ни рассказывать о них, ни упоминать их произведения, ни читать нам отрывки из них.
Так, теплым утром, на приятном ветерке, при бликах света, отражавшегося от неспешной реки, преподаватель на пенсии, сидевшая на скамейке со своим бывшим учеником, узнала о том, что раньше ускользало от ее внимания. Принять эту правду оказалось так трудно, что ей показалось, что на нее обрушилась непомерная тяжесть. Мадам Ательтоу рассердилась, когда в парламенте был принят закон HB 1467; точно так же она сердилась, сталкиваясь в магазине с подорожанием ветчины; сердилась, когда, повредив при неудачном падении плечо, целых пять часов, мучаясь от боли, ждала в отделении неотложной помощи, пока ею займутся. Мадам Ательтоу соглашалась, что в последние года она много сердилась, но бездействовала и сейчас ужасалась этому.
Она повернулась к Митчу и посмотрела на него с сожалением, как смотрела раньше на своих учеников, когда, войдя в класс, начинала занятие с внезапного опроса.
– А ты, малыш Митч, сделал что-нибудь со своим возмущением?
В ее голосе больше не было прежней властности, Митч даже уловил в нем сочувствие человека, доверившегося вам и превратившего в своего союзника. Он с волнением признался ей, что сохранил несколько сотен запрещенных книг, всерьез подумывает о том, чтобы нарушить закон, и ломает голову, как бы так это сделать, чтобы не попасться. Он добавил, что с благодарностью примет любое ее предложение на сей счет.
Мадам Ательтоу подняла палец, но уже не чтобы потребовать тишины, а чтобы взять паузу на размышление.
Она встала, прошлась вдоль берега, несколько раз минуя Митча и что-то бормоча себе под нос, потом вдруг замерла и уставилась на двух уток, вместе позарившихся на одну хлебную корку.
– Тушить пожар огнем! – вскричала мадам Ательтоу с воодушевлением учительницы, решившей усмирить целый неугомонный класс. – Губернатор взъелся на книги со страху, он боится заключенной в них силы. Это то, что я старалась вам внушить, требуя читать те или иные книги. Вы часто меня ненавидели, но я учила вас искусству понимать, а не торопиться с суждением, покушалась на вашу убежденность, на ваши предрассудки. На моих занятиях происходило знакомство с чужаками, мы отправлялись навстречу новым цивилизациям, задавались вопросами о новых идеях, сталкивались с иными способами мыслить. Губернатор старается сохранить в неприкосновенности тот узкий мирок, в котором властвует. Малыш Митч, нас ждет нечто большее, чем ты способен представить, если мы окажемся смелы и немного безумны. Раз у тебя есть эти книги, мы сделаем так, что они будут ходить по рукам в десять раз быстрее, чем раньше. Власти могут на нас наброситься и заставить дорого заплатить, но если ничего не делать, то все полетит в тартарары.