Лавка запретных книг - стр. 23

Матильда немного опоздала, нахмурилась при виде уже собравшихся и не стала скрывать, что предпочла бы их выпроводить; холодная улыбка Митча свидетельствовала о том, что он недоволен ее настроением.

– Ничего себе тет-а-тет! – проворчала она. – Хорош сюрприз! А что до читательского клуба, то пять участников – не такой уж успех, разве что ты ждешь кого-то еще, – закончила она как бы про себя.

Митч стал искать пятого, на которого намекала Матильда, и обнаружил за колонной мадам Берголь, лихорадочно листавшую какие-то «Переплетенные тела во влажности лета». Он шагнул к ней, вежливо, но решительно забрал у нее книгу, положил между страниц закладку, прежде чем ее захлопнуть, и проводил мадам до двери, которую потом запер на ключ. Матильда сделала из этого вывод, что он больше никого не ждет. Митч повел гостей в складской закуток и спустил по одному по лестнице в помещение, остававшееся теперь тайной только для мадам Берголь.

Угощение превзошло ожидания Вернера, не рассчитывавшего ни на что особенное, разве что на утоление голода под болтовню – два несовместимых, на его вкус, процесса. Так было, по крайней мере, до этого вечера, когда еда поразила его отменным качеством, а соседка – живостью. Вернер давно не получал удовольствия от женского общества и сейчас, накладывая себе с горкой говядину с морковью, мысленно задавался вопросом, почему его брак пошел ко дну. Что за преступление он совершил, чтобы жена испытала к нему такое презрение? Это глубокое погружение в свое прошлое сделало его молчаливым, но ненадолго: вскоре он уже спрашивал у своей соседки, как та относится к испанской гитаре, которую он настолько ценит, что каждый вечер играет на ней на сон грядущий. Мадам Ательтоу ответила, что это удовольствие как-то прошло мимо нее, но что она станет восполнять этот пробел уже с завтрашнего дня.

Матильда ела молча, что было ей несвойственно, любовалась сервировкой и хотела себя ущипнуть: она не ждала, что Митч будет так естественен в роли отменного метрдотеля, мгновенно наполняющего гостю опустевший бокал и ловко меняющего тарелки. Он исполнял это со спокойным видом, будучи занят ею самой так мало, что сначала ей стало не по себе, а потом она почувствовала себя чужой у него в гостях. Она далеко не впервые в жизни опьянела, но обычно опьянение придавало ей легкости, беспричинной смешливости, в этот же раз вышло наоборот. Она превзошла неуклюжестью даже Вернера, чей неумелый флирт с соседкой при других обстоятельствах ее развеселил бы. Сидеть в окружении незнакомцев было для нее привычным делом, на вечерах, вроде этого, она от пассивности и лени обычно уносилась мыслями вдаль. Она умела слушать отстраненно, ничто из того, что звучало вокруг нее, на нее не действовало. Так было обычно, но не в этот раз. В этот раз у Матильды было одно желание: переспать с Митчем в последний раз, подальше от своей конуры, от той жизни, в которую она вернется, когда с ним расстанется.

Митч встал из-за стола, чтобы взять в баре бутылку. Вернер извинился перед своей соседкой и подошел к нему.

– Вижу, этот ужин, эта компания незнакомцев – ловушка, – заговорил он, хотя в его взгляде, устремленном на беседующую с Матильдой мадам Ательтоу, читалось вожделение.

– Нет, но если дело обстоит именно так, то это почувствовали только вы, – отозвался Митч, протирая бокалы. – У меня впечатление, что вы ей приглянулись.