Лабиринт «Возничего» - стр. 5

– Заворожен. – Кивнул Гордон.

– Вам еще только лишь предстоит узнать, понять, разобраться. И это займет целый отрезок вашей жизни, может, даже всю жизнь. И вы вполне отдаете себе в этом отчет. Вот, к примеру, – Европа. Для вас это что? Континент, история, культура, цивилизация. Но для ваших… э, – я попытался подобрать слово, – новых современников, это, прежде всего, спутник Юпитера, на котором на сегодняшний день проживает каждый десятый землянин.

– Я об этом уже читал, – пробурчал Гордон.

– Мы научились создавать искусственную атмосферу у более-менее пригодных для нас планет. Мы формируем эко и биосистемы на них, управляем климатом, – эта интонация экскурсовода, ораторствующего перед группкой инопланетных туристов меня самого покоробила. – Профессии сегодняшнего дня – астроархитектура и астродизайн. И по всему судя, Европа в следующем веке станет центром человеческой цивилизации. Кстати, покрой костюмов за это время тоже существенно изменился.

Гордон вяло кивнул. Я замолчал. Получилась пауза и довольно тягостная. Наконец, он сказал:

– Ну а как насчет «истин и смыслов»? – этими «истинами, смыслами» он пародировал меня.

– Да не особенно. Хотя каждый здесь сам по себе в большей мере, нежели раньше. Мы вроде бы поняли, что надо вглядываться вглубь самих себя и разочаровались в Космосе как в инструменте такого вглядывания.

Я видел, что Гордон удержался от усмешки.

– Космос, – спросил он, – это теперь то, что за пределами солнечной системы?

– То, что в пределах, уже дом.

– И в этом доме вы занялись «вглядыванием»?

– Вы несколько торопитесь с вашим сарказмом, Гордон. Мы не обольщаемся. И не слишком зависим от… – я запнулся, – от надежды, что ли… Если только сие не очередная иллюзия наша. А так – мы поверили, что надо «вглубь», а не «вширь» и не «вверх», и на этом пути тут же возникли свои школы, своя борьба самолюбий, своя мода, свои штампы. Но, кажется, мы настолько умны теперь, что не принимаем больше свое понимание всего этого за мудрость.

– Это и есть вкус вашего бытия?

Мне показалось, будто Гордону стало даже и легче. И это мне не понравилось.

– Привкус, наверное, – ответил я. – Это не катастрофа, не неудача даже – только лишь безысходность.

– Вы ее и добивались?

– Вряд ли. Но мы все-таки нравимся самим себе в безысходности.

– Я понял. – Сухо сказал Гордон.

– А космос мы, конечно же, продолжаем исследовать. – Это я уже дабы избежать новой паузы. – Просто несколько изменилась иерархия целей.

– И вы не ждете от него чудес? Не обольщаетесь насчет Контакта. А на этой вашей Европе… кстати, как надо говорить: «на» или же «в» Европе?

– Все-таки «на», но мы ее обжили настолько, что все чаще говорим «в».

– Так вот, актов суицида на сто тысяч населения, если верить вашим газетам, там в три раза больше, чем на Земле.

– В три с половиной, – поправил я.

– Ладно, давайте адрес – вдруг сказал он.

– Какой? – не понял я.

– Ну, адрес ресторанчика, вы обещали.

– Хотите проверить, в самом ли деле любите картофель в оливковом масле?

– Я хочу есть.

Он ответил резко, резче, чем следовало. Я дал ему карточку ресторана.

– Ну что, мистер Гордон, до завтра?

– Не знаю, – ответил он.

– Гордон! – Я окликнул его, когда он был уже в дверях, – я сегодня пытался показать вам, что понимаю ту вашу правду, что вы принесли с «Медеи» – это мое «принесли» показалось мне выспренним, а «правда» кольнула фальшью – А теперь не уверен. Но я попытаюсь еще раз. Единственное только: пока вас не было, мы научились жить без болезней и умирать без боли. Вы что-то еще можете добавить к этому?