Курортно-детективный роман, и прочие неприятности - стр. 11
– Скушай персик, – отвечала ее подруга, протягивая огромный, покрытый пушком плод, янтарный с одного боку и бордовый с другого, – вот смотри, какой спелый. Скушай персик, и успокойся.
Женщина всхлипнула, чавкнула откушенным песиком, помотала головой, и прошипела задушенным шепотом:
– Гос-с-споди, как же я ее ненавижу! Не-на-ви-жу!
– Не ты одна, – флегматично заметила ее подруга, – от меня эта корова требует фигуру, как у модели. «Я же вам заплатила, вот и массажируйте!». А сама жрёт, как не в себя, какая там фигура?
– Убила бы своими руками, – вздохнула брюнетка, откусывая истекающий соком персик.
– Пойдешь на дело – прихвати меня. Помогу с удовольствием, – хмыкнула ее подруга.
Разговор показался мне занятным, и я устроилась рядышком на надувном матрасе, надеясь услышать что-то еще. Но потом на пляже меня разыскал Сергей. Появился вдруг рядом – веселый, загорелый, сверкающий накачанными мышцами, излучающий доброжелательность и отличное настроение. Угостил чудесным мускатным виноградом, предложил поплескаться вместе в море. И я хохотала, визжала, брызгалась, и решила, что сегодня замечательный день – все складывается как нельзя лучше.
– Встретимся вечером? – шепнул он интимно на прощанье.
– Непременно, – радостно согласилась я.
А вечером, ради свидания с Сергеем, я решила вытащить из чемодана свое «шикарное» темно-синее платье. Длинное, до самого пола!
Это платье я сшила себе сама, и было оно, по сути, нахальной подделкой. Оригинал я как-то увидела на витрине безбожно дорогого магазина, и стоило оно столько, что было страшно смотреть на ценник. Поразмыслив, я сфоткала витрину вместе с платьем, потом купила недорого подходящую ткань на распродаже и без особых проблем соорудила почти точную копию.
К вечеру, когда я уже успела забыть и о Моравецком, и о будущей мадам Моравецкой, означенная мадам вплыла в кафе под ручку с Игорем Витальевичем. Позади милой парочки, как неприкаянная, болталась Данка. Ни мамаша, ни ее друг сердечный не обращали на девушку никакого внимания – и я видела, насколько она себя чувствует неловко в этой компании. Внезапно Данка что-то спросила; ей никто не ответил. Тогда она попробовала тронуть мать за руку – та посмотрела раздраженно, и принялась тихо и зло что-то выговаривать девушке… Бедная Данка.
Я мирно ужинала, но, каюсь, я не смогла изобразить на лице незаинтересованность: любопытство меня сжирало изнутри. И – ой, мамочки – кажется, она одета… ну точно!
В этом не было никаких сомнений: на Данкиной мамаше было то самое синее платье, с витрины! И теперь она, окинув взором зал, обнаружила двойника в моем лице; одарив меня взглядом ледяным и в то же время испепеляющим (не спрашивайте , как это возможно совместить, у нее получилось), она брезгливо поджала губы.
А мое лицо, вероятно, выразило смесь недоумения и разочарования. Я ожидала увидеть, как минимум, Софи Лорен в расцвете зрелой красоты. Ну, вы понимаете: лебединая шея, точеная талия, и главное – от нее веет шармом той загадочности, таинственной недоступности, которая украшает женщину, познавшую жизнь и себя. Женщину, которая прекрасна, как драгоценное выдержанное вино… ах!
Вместо этого я увидела обычную тетку лет сорока пяти, полноватую крашеную блондинку, с пышной шевелюрой – прическа, подходящая для юной девушки, но никак не для дамы. В молодости она, вероятно, была миловидной, но молодость ее давно миновала, как и красота. Ничего примечательного в ней не было, если не считать выражения лица. Это было выражение маленькой капризной девочки, которая привыкла топать ножкой и всегда получать желаемое.