Культурные особенности – II. Божья воля - стр. 14
Дверь раскрылась – мягко, с тихим предварительным стуком. На пороге – матрос, тот самый, с перечеркнутой молнией. Поклонился – вежливо – и тихо сказал:
– Госпожа, вас вызывают. Шеф.
Эмми вздрогнула, разом подобралась, оправила ворот, провела ладонью по волосам. Огляделась украдкой, ища зеркало. Нету, а жаль. Матрос протянул планшет. Слава богу, обычный планшет, вместо дурацкой голографической бусины. Можно помедлить секунду, поглядеть в черный экран – поправить воронье гнездо на голове. Дверь опять хлопнула, матрос исчез. Планшет пискнул и замерцал, включаясь. Мигнула индикатором сеть.
– Тебя можно поздравить, детка?
Знакомое чёрное лицо, мягкое мерцание кожи скулах, высокий лоб, глаза – большие, внимательные, пробирающие душу глаза. Сердце предательски стукнуло, натянулась рубашка на груди. «марку надо держать», – подумала она, потянулась и, вместо ответа, выложила на стол прямой клинок в ножнах. Трофейный десантный нож. Сердито лязгнул металл – корабль качнула, крестовина царапнула стол, проскрежетала сталью о полировку. Дювалье улыбнулся. Лишь. И хлопнул в ладоши.
– Умница, детка. Осталось четыре тысячи девятьсот девяносто девять…
– Шеф, простите, я не поняла…
– Штатная численность десантной бригады – пять тысяч человек плюс тяжелая бронетехника. Осталось еще немного, да?
Эмми невольно потрясла головой. До того это было дико сейчас – вот так, в сочетании с мягкой улыбкой.
– Всех я не перебью…
– Зря стесняешься, детка. Ты моя смерть, а скромностью пусть гордятся те, кому больше нечем гордится.
Помолчал, глядя Эмми прямо в глаза. И добавил:
– Празднуй пока. И не волнуйся, этот мир еще будет нашим…
Глава 3 Эрвин. Семейство
– Да черта с два…
Это ругался Эрвин Штакельберг, волонтер флота – глухо, сквозь сжатые зубы. Далеко, лежа на сырой листве, вытирая рукавом мокрое от рассветной росы ложе винтовки. Длинноствольной пятизарядной винтовки туземного образца, по имени «Лаав Куанджало». Имя это – в три слога, выбито рунами на полировке цевья. Вороненая сталь, белое дерево ложа, изящная черная вязь. В два ряда – колючие изломы засечек. Знаки побед. Мелкие, блестящие радугой капли на дуле – роса. Счастье – влажная планета. Эрвин потянулся, вытер ладонью вороненую сталь, аккуратно пристроил ствол на сук дерева. Проверил прицел.
К Эмми Харт это не относилось. Совсем. И вообще, все это было далеко от нее – тысячи километров на юг и восток от скользящего над холодной водой экраноплана. Над острыми скалами побережья, мимо плоских, покрытых высокими соснами гор, деревень, холмистых предгорий и увенчанных латинскими крестами городов – на южную, заросшую густым влажным лесом равнину. Здесь солнце – палило с неба, пот струился и заливал глаза, высыхая – выступал едкой солью на вороте легкой рубашки. Лес вокруг шумел на тысячи голосов – птицы бились, кричали на ветках вверху, шуршали на ветре густые, мясистые от влаги листья. Серебристые поверху и влажные, зелёные внизу. По ушам хлестнул треск – протяжный, оглушительный треск. Затряслась лохматая крона вдали. Крикнула, взлетая, алая птица. Дерево впереди закачалось и рухнуло, подмяв кроной шипастые, в рост человека, кусты. Взлетели облаком тонкие листья, птица заорала, забила крыльями вдалеке. Другое дерево, рядом, треснуло, переломилось и рухнуло тоже, обдав лежащего на земле Эрвина потоком листьев, щепок и шелухи. Глаз невольно сморгнул – в земле перед ним воткнулась, задрожав, острая белая щепка. Вся в соке, вон как блестит. Зеленая стена леса перед глазами разорвалась, лопнула, сверкнув сизым солнцем на тусклой стали брони. Украшенной алой перечеркнутой молнией.