Кудряшка - стр. 31

В одних подразделениях уже работали психологи, в других – ещё нет. За последний год мне удалось трудоустроить кое-кого из безработных однокурсников. Теперь же генерал потребовал: психологам быть везде!

Меня назначили ответственной за отбор психологов. Каждый день приходили кандидаты, и я «проводила кастинг», выбирая «лучших из лучших». Впервые у меня образовалась своя команда! Вместе нам чёрт не страшен, думала я. Не говоря уже о всяких Хохряковых…

Однако случилось так, что после блистательного рывка моя карьера, набиравшая высоту, как самолет над лётным полем, вдруг «ткнулась носом в землю». Вскоре выяснилось, что в ближайшем будущем меня ожидают декретный отпуск и бутылочно-пелёночная канитель.

Я была беременна! Гришка, как всегда, оказался прав.

Мы пили чай на моей кухне. Гришка, правда, ещё отхлебнул пару глотков из принесённого с собой пузырька, но больше для приличия. Он знал: меня мутило даже от запаха. Я теперь брюзжала, как взаправдашняя жена, когда Алексей приходил с работы поддатый. Или когда в радиусе нескольких метров от меня появлялся кто-то прокуренный. Моя мама и курящие гости, такие как Гришка, выходили курить на лестницу.

– Гришка, скажи, чем девчонка с ребёнком отличается от бездетной?

Гришка внимательно посмотрел на меня и честно задумался.

Сказать по правде, я ожидала услышать от Гришки какие-нибудь интимные подробности. Однако он произнёс:

– Девчонка с ребенком более эгоистична.

– Как это? – удивилась я.

– Ну, – пояснил Гришка, – когда девчонка бездетная, то она готова ради любимого на всё. Отдаст ему свои деньги, пропишет у себя, будет пирожки печь… А если у неё есть ребёнок, то она уже, вишь, прикидывает: может ли мужчина и её, и сопливого Иван Иваныча прокормить, одеть, защитить. Если не может он этого, то – коленом такого под зад.

Я кивнула: ясно! Для Гришки женщина с ребёнком была каким-то двухголовым сверхтребовательным существом…

А что чувствовала я?

Я никогда не держала на руках младенца. У меня не было ни младших братьев и сестер, ни даже подружек с детьми. Правда, одна девочка из моего дома родила в пятнадцать лет и вышла замуж по справке. Поскольку мы дружили в детстве, вместе играли в казаков-разбойников, я иногда подходила к ней, увидев на бульваре с коляской. Расспрашивала о жизни, сюсюкала с малышом… Однако положение той девочки, несмотря на то что отец ребёнка не бросил их обоих, представлялось мне незавидным, ну а будущее… Никакого интересного будущего для этой Светы я попросту не видела!

Как и для себя теперь…

– Гришка, мне страшно! Очень страшно, что ребёнок задавит во мне личность, – призналась я в том, в чём не могла признаться даже близким подругам…

А впрочем, есть ли у меня подруги? А если есть, то где они? Почему не сидят со мной на кухне, не утешают, не поддерживают?

Гришка выслушал и опять посмотрел – не в глаза мне, а будто в душу – своим особенным взглядом. Так понимающе и грустно, как он, смотреть не умел никто. Это были глаза не друга, а собаки: преданные, всепрощающие. Глаза спаниеля или эрдельтерьера. Или рыжего, как Гришка, шотландского сеттера.

Правда, я-то знала, как эти карие глаза с жёлтыми точечками в считанные минуты умели становиться нахальными или пустыми. Но не сейчас.