Кудряшка - стр. 30
Я опять просмотрела бланки, заглянула в графу «Оценка стиля руководства». Толстый начальник ОРЧ оценил свою работу на «5»…
Нет уж, фигушки! Я села за стол и принялась писать, но не заключение, а докладную записку на имя генерала. Я стучала по «клаве» старенького компьютера, вкладывая в каждое «тук» своё возмущение.
Компьютер, на зависть кадровикам, у меня теперь тоже был отдельный, хоть и отнюдь не «пентум» (как называл Гришка высоко ценимый в те времена Pentium). Программы Word не имелось, поэтому я работала в системах, именуемых «Лексикон» (белым по синему) и «Слово и Дело» (омерзительно-жёлтым по чёрному). Счастливы те молодые и дерзкие, кто не помнит громоздких и глючных программ!
Вскоре докладная записка была готова. Суть моего обращения к генералу, несмотря на обрамляющие витиеватые конструкции (ибо не только моё возмущение, но и сарказм здесь порезвился), заключалась в следующей фразе:
«В связи с высокой вероятностью заполнения всех бланков одним лицом дальнейшая интерпретация эмпирических данных представляется экспериментатору бессмысленной».
Я была лейтенантом, а начальник ОРЧ – полковником. По слухам, он брал взятки от наркодельцов, параллельно приторговывая оружием. Но это так, к слову…
Подписав докладную записку, я отнесла её Сергею Петровичу.
Сергей Петрович, усталый и словно потускневший в последнее время, вопреки привычке дотошно читать справки подчинённых «подмахнул» бумагу не глядя – и она отправилась к генералу на утверждение. А я отправилась к себе – играть в «Героев магии и меча» (старая, одномерная компьютерная игрушка) и ждать последствий своей выходки.
Реакция генерала последовала быстро. Сам Самыч, человек действия, любимец личного состава, органически чуждый формализма и лицемерия, утвердил мой документ и расписал его всем службам. С резолюцией:
«Принять к сведению полученные тревожащие данные. Провести изучение морально-психологического климата во всех коллективах. Провести проверку служебной деятельности начальника ОРЧ полковника милиции Н. В. Хохрякова на предмет соответствия занимаемой должности!»
После того как полковник Хохряков слетел с должности, я, как говорится, «проснулась звездой».
Меня теперь возили по всем отделам, как «особого проверяющего», и даже самые борзые начальники передо мной заискивали. Кроме того, мне объявили благодарность и дали денежную премию.
Одно за другим я писала заключения на имя генерала. Это были мои первые сочинения, пусть не вполне художественные, но, во всяком случае, выделяющиеся в ворохе формальных и косноязычных милицейских докладных записок и рапортов.
– Как вы выросли за год, Викочка… Виктория Сергеевна, – тепло сказал Сергей Петрович на своём последнем банкете. Он грустно улыбался и вопреки обычной устойчивости к спиртному выглядел захмелевшим.
Мы провожали его на пенсию. Наш добрейший начальник, который, казалось, всё больше терял интерес к службе, словно истратил отпущенные на неё физические и душевные ресурсы, наконец-то написал рапорт об увольнении и ушёл на гражданку, в охранное предприятие. Его место занял энергичный, деловитый, относительно молодой карьерист. Впрочем, у этого нового руководителя обо мне с первого дня было сформировано благоприятное мнение. Ещё бы – такая слава! Меня теперь настолько ценили, что даже задали вопрос: чего в первую очередь не хватает «морально-психологической» службе? Я честно ответила: кадров.